Джон Кэмерон - Исколотое тело

— Я договариваюсь о сотрудничестве с вашим отцом.

Это действительно поразило ее, и она приподнялась, опираясь на локоть.

— Вы договариваетесь о сотрудничестве с отцом? Когда это было обговорено?

— Только что.

Дидо долго и пристально смотрела на молодого человека. По собственному опыту она знала, что если она действительно утруждалась поднять тяжелые, с темные прожилками веки и посмотреть на человека, то очень редко кто-либо мог долго выдерживать ее взгляд. Но Роберт Маколей был готов бесконечно смотреть на кого бы то ни было. Конечно, он не собирался смущаться из-за таких элементарных приемов, и поэтому, когда Дидо открыла свои темные, смертоносные орудия, он встретил их огонь, не моргнув и глазом, и через несколько мгновений ее тяжелые веки вдруг упали.

Роберт рассмеялся. Дидо в ярости вскочила и начала что-то говорить, но он прервал ее:

— Сядьте и сохраняйте спокойствие.

После мимолетной паузы она снова села и закурила сигарету.

— Послушайте меня, — сказал Роберт. — С сегодняшнего дня я в Мандулян Бразерс. Я не просил партнерства. Но через три года я буду партнером. Через пятнадцать лет я буду главой Мандулян Бразерс. Через пятнадцать лет мне будет сорок один год, и мир будет у моих ног. В этом мире вам не будет скучно. Это я могу гарантировать.

Она посмотрела на него.

— Не будет скучно! Как вы можете это гарантировать?

— Потому что я знаю вас. Вы хотите волнений, и они у вас будут. Волнение финансов. Мы вместе будем в Мандулян Бразерс. Мы вместе будем создавать великие планы и организовывать грандиозные перевороты. Мы будем играть с миллионами — миллионами фунтов и миллионами жизней. Мы будем на вершине мира, наблюдая за войнами, голодом, землетрясениями, движением науки и движением человеческой глупости, и ко всему, что мы увидим, мы будем иметь отношение, все это будет контролироваться и финансироваться нами. Мандуляны будут финансировать мир, Дидо, мир будет финансировать Мандулянов; вы и я будем Мандулянами.

Это было кредо Роберта, его видение будущего. Прежде он никогда не говорил подобного ни одной живой душе. Его глаза блестели, а его руки дрожали.

— Вы и я будем Мандулянами, — повторила девушка глухим шепотом. — Да, Роберт, это бы не было скучно. Не скучно.

— Вы примете мое предложение, Дидо?

Наступило долгое молчание.

— Да, Роберт, думаю, что приму.

В тот вечер за ужином в Перротс Роберт невзначай сказал отцу:

— Кстати, ты видел в последнее время Ирен Коллис?

— Нет, не видел, — сухо ответил Людовик. — Думаю, что и ты не видел ее со времени… несчастного случая с Перитоном.

— Верно, не видел.

— Хм! Я видел ее на улице сегодня вечером. Она сказала, что не видела тебя в течение некоторого времени.

— Вот как!

Адриан, который был поглощен задачей не позволить маленькому мотыльку закончить свою жизнь в пламени свечи, поднял взгляд и пробормотал:

— Прекрасная женщина, удивительная женщина.

— Почему бы тебе не пригласить ее завтра на чай, отец? — продолжил Роберт.

— Почему я должен это делать?

— О, я не знаю. Я подумал, что, возможно, тебе захочется это сделать.

— Неужели?

Разговор после этого прервался, но когда обед был окончен, и Людовик оказался вне пределов слышимости, Роберт нашел возможность сказать Адриану:

— Миссис Коллис видела твой микроскоп, Адриан? Интересно, хотела бы она посмотреть?

Адриан был восхищен этой идеей. Миссис Коллис не видела его микроскопа, и он даже не мог понять, почему ему никогда не приходило в голову спросить ее об этом; она, конечно, заинтересовалась бы. Каждому это было бы интересно, а миссис Коллис — гораздо больше, чем кому-либо другому, потому что миссис Коллис была женщиной, какую редко встретишь. Слышал ли Роберт историю о продавце канареек и о том, как миссис Коллис освободила канареек и добилась обвинения этого человека? Роберт слышал эту историю несколько раз и избежал ее повторения, предложив Адриану пригласить миссис Коллис к чаю в субботу или в воскресенье.

— Но не говори отцу, — добавил он. — Будет так забавно, если это станет для него сюрпризом.

Адриан согласился, что это будет очень забавно, схватил шляпу и тут же, пользуясь возможностью, бросился доставлять приглашение.

Роберт удалился в свой кабинет, сияя от гордости, амбиций, успеха и доброжелательности. Он достаточно сильно любил своего отца и хотел, чтобы старик жил в свое удовольствие. Пусть у него будет столько детей, сколько он теперь захочет — что значили сводные братья и сестры для человека в Мандулян Бразерс?

«Отец хочет жениться на ней, — размышлял Роберт, открывая большой и важный труд по основам банковского дела, — и отец женится на ней. Я сам этим займусь, чтобы убедиться, что на его пути не будет никаких препятствий», — и с этой доброжелательной решимостью, должным образом закрепленной в соответствующем уголке его упорядоченного мозга, Роберт обратился к главе XV, «Кредит», и тут же глубоко погрузился в ее тонкости.

Было уже почти семь часов вечера, когда сержант Мэйтленд вернулся с задания по тайному опросу в поместье и сделал доклад своему начальнику.

— Я говорил с большинством из них, сэр, и из их ответов сделал вывод, что никто не видел Перитона в тот день. Ближайшее время, когда кто-то из них мог видеть его, — когда старый Мандулян вызвал слугу и приказал принести виски, сифон и два стакана. Это было около половины третьего…

— Странное время для питья виски, — прокомментировал инспектор.

— Именно это я и сказал, сэр, — ответил Мэйтленд, — но дворецкий ответил: «Нет, это не было чем-то из ряда вон выходящим. Господин Мандулян, судя по всему, очень воздержанный человек, но в его представление о гостеприимстве входит предложение напитков любому посетителю, независимо от того, когда тот приходит».

— Понимаю. Продолжайте.

— Слуга принес напитки во внешнюю гостиную. Он помнит, что господин Мандулян стоял в открытом дверном проеме между внешней и внутренней гостиной и разговаривал с мистером Перитоном, который был во внутренней комнате. Слуга поставил напитки во внешней комнате и вышел.

— Не видя Перитона?

— Не видя Перитона, сэр. Впоследствии, около четырех часов, господин Мандулян снова вызвал слугу и отдал ему куропатку, которую, по его словам, Перитон принес с собой. Слуга взял ее и убрал поднос и стаканы. Из обоих стаканов пили.

— Из обоих? — переспросил Флеминг. — Мне показалось, вы сказали, что Мандулян весьма умеренный человек.

— Это причина, по которой слуга помнит, что оба стакана были использованы. Он не помнит, чтобы его хозяин пил в это время накануне.

— Довольно странное совпадение, — задумчиво заметил Флеминг. — Он мог бы выпить, потому что только что разрешил одно весьма неприятное дело, а именно передал шесть тысяч фунтов шантажисту. Или опять же, возможно, он использовал оба стакана, чтобы создать впечатление, что там пили два человека, полагая, что, если он использует только один стакан, мы не додумаемся списать это на его воздержанность. Это очень сложный вопрос, Мэйтленд. Давайте предположим, что по той или иной причине он разыграл этот несуществующий разговор — на данный момент я не могу понять, зачем ему это было нужно, но давайте предположим, что он это сделал. Вы можете представить, как он рассуждал про себя: «Теперь, если будет использован только один стакан, что было бы совершенно нормально, эти непонятливые дураки с уверенностью сделают вывод, что здесь присутствовал только один человек; с другой стороны, предположим, что я использую оба стакана, чтобы создать впечатление, что пили два человека, — какова вероятность, что какой-нибудь занудный умник укажет на то, что я никогда не пью виски до десяти часов вечера?» Довольно затруднительный выбор, верно, Мэйтленд?