Джон Кэмерон - Исколотое тело

— Мое отношение к мистеру Перитону.

— Но как я понимаю, вы с ним не ладили уже какое-то время. И вы гуляли каждую ночь?

— Нет.

— Но вы прогуливались прошлой ночью?

— Да.

— Хм! Вы видели мистера Перитона прошлой ночью?

— Нет.

— Ясно. А этим утром? Где вы были все утро?

— Я ходил повидаться с епископом.

— По какому поводу? Вы не возражаете против такого вопроса?

— Нисколько, все равно очень скоро все об этом узнают. Я ухожу с поста викария: отправляюсь на Дальний Восток в качестве миссионера.

Полковник Хантер приподнял брови.

— И все это из-за вашего отношения к этому человеку?

Снова наступила короткая пауза, и потом Холливелл сказал:

— Отчасти из-за этого, отчасти по другим причинам.

— Не хотите поведать, в чем они заключаются?

— Нет. В общем, нет.

— Что ж, хорошо. И когда же вы собираетесь на Дальний Восток?

— Местоблюститель [5] Заместитель, временно исполняющий обязанности священника. прибудет во второй половине дня. Завтра я еду в Лондон, чтобы приготовиться к отплытию как можно скорее.

Полковник Хантер был удивлен.

— Вы собрались уехать, не вмешиваясь в поездку, намечавшуюся на двадцать пятое число? — воскликнул он.

— В любом случае, теперь она уже не состоится.

— Нет, — энергично воскликнул полковник, — но разве вы знали об этом, планируя завтрашнее отбытие?

— Нет, — ответил Холливелл, спокойно смотря на него. — Нет, не знал.

— Это было просто совпадением?

— Да.

— Мистер Холливелл, послушайте. Я — начальник полиции этого графства, но я также и человек. Я наслышан о вас и той работе, которую вы проделали в этих краях. Как бы то ни было, я инстинктивно предубежден против ужасного рода происшествий, если вы понимаете, о чем я. А теперь послушайте: все на несколько миль вокруг знали о ваших раздорах с Перитоном… по крайней мере, так мне говорят… И теперь вы внезапно решаете отказаться от этого… хм… соперничества и признать себя побежденным. Мистер Холливелл, если вы не можете привести весьма вескую причину для этого…

Тут старший констебль прервался и покачал головой. Викарий ничего не ответил, и полковник Хантер несколько раздраженно продолжил:

— Конечно, вы должны понимать, чего я добиваюсь. Вероятно — а вернее сказать, определенно, — против вас ничего нет. Но если вы не дадите никакого объяснения, то поднимется столько шуму, что я должен буду задержать вас. Я пытаюсь уберечь вас от сплетен и скандала.

— С вашей стороны это очень любезно, — сказал викарий после недолгих размышлений. — Знаю, это очень любезно. Но мне больше нечего добавить.

— Что ж, хорошо, — ответил начальник полиции и зачитал формальную фразу: — Тогда я должен попросить вас, сэр, не покидать деревню, предварительно не уведомив меня.

Мистер Холливелл поклонился и пошел обратно к своему дому.

У полковника Хантера были две веские причины незамедлительно запросить помощь из Скотленд-Ярда. Во-первых, он очень не любил дела об убийствах и всегда был рад возможности избежать ответственности за организацию поимки убийцы — ведь в случае неудачи она бы стала пятном на его репутации и самоуважении; а в случае успеха это означало почти верную смерть для преступника. И, во-вторых, в другой части графства несколько месяцев назад произошло крайне мелодраматическое убийство: все улики указывали на определенного человека, но в последний момент он ускользнул из сетей обвинения, предоставив неопровержимое алиби. Последовавшее за этим обращение за помощью в Скотленд-Ярд вызывало много критики, ведь след преступника уже успел остыть.

По этим причинам полковник Хантер решил избежать этой ошибки, и уже в понедельник, в три часа дня, в Килби-Сент-Бенедикт прибыл автомобиль с инспектором Флемингом, сержантом Мэйтлендом и тремя ассистентами.

Инспектор Флеминг был шотландцем из Лоуленда [6] Одна из двух историко-географических частей Шотландии. . Он был среднего роста, скромен, светловолос и спокоен. Внешне он практически не отличался от окружающих. Он мог служить прекрасным образцом среднестатистического человека. Будучи по-шотландски проницательным и целеустремленным, он также сочетал в себе силу характера и чувство юмора, мягкого и беззлобного, оставшегося таким и после двадцати лет службы в полиции.

Прежде чем взглянуть на тело, он выслушал краткий отчет полковника Хантера, после чего задал ему один-два вопроса.

— Полагаю, вы обследовали берега реки?

— Да. В двух местах есть следы, оставленные, когда кто-то спускался к реке. Одно у сторожки поместья, а второе — за поместьем, выше по течению.

— Я полагаю, также есть много мест, где тело могло быть сброшено в реку так, что вовсе не осталось бы никаких следов?

— О да. И конечно, эти найденные следы могли быть оставлены когда угодно и кем угодно.

— Безусловно. Дождя не было уже давно?

После недолгих раздумий деревенский констебль заявил, что, по крайней мере, за последние десять дней с неба не упало ни капли.

— Земля твердая? — спросил лондонский детектив.

— Тверда как доска, сэр. Деревенские шлюзы работают со скрипом, сэр.

— Понимаю. Выходит, этим следам может быть не меньше десяти дней. Теперь давайте осмотрим тело.

Простыня была откинута, и Флеминг сразу сказал:

— О, я знаю его. Часто встречал его в Лондоне. Приметный человек — в толпе такого не потерять и не спутать с кем-то еще. У него была квартира в Уайтхолл-Корт, неподалеку от Ярда. Хм! Врач сказал, что он умер не менее чем за двенадцать часов до сегодняшнего полудня, то есть в полночь, а может и раньше. Хм! Подобные расследования с трупами, выловленными из воды, всегда сложны по этой части, полковник. У меня уже были такие дела. А как безвкусен галстук покойного! Он всегда так чудовищно одевался?

— Я не знаю, — начал было начальник полиции, когда местный полисмен кашлянул, намекая, что может ответить на этот вопрос.

— Ну? — спросил Флеминг. — Так что?

— По воскресеньям он всегда носил такие галстуки, сэр, — он снова неловко закашлялся. — Считалось, что он носил их, чтобы раздражать мистера Холливелла, сэр, — сконфуженно добавил он.

— Понимаю. Наверное, для того же и орхидея в петлице. Великолепный цветок. Кто по соседству выращивает орхидеи? Впрочем, это может подождать. А что у него в карманах, полковник?

— Уйма всего.

Уйма состояла из часов, казначейских билетов примерно на тридцать фунтов, небольшого количества серебряных монет, золотого карандаша, маленькой латинской книжки в кожаном переплете, сильно поврежденной водой и озаглавленной «De immortalitate diaboli» [7] «Бессмертие дьявола» ( лат .). , ярко-оранжевого шелкового платка в тон галстуку и маленького пера с запекшейся кровью.