Ричард Фримен - Око Озириса [сборник litres]

– Далее она претерпевает изменения?

– Да, через несколько минут студневидная масса начинает высыхать и приобретать твердость, так что кровь разделяется на две составляющие: твердую и влажную. Первая представляет собой крепкий, жесткий студень темно-красного цвета, вторая – бледно-желтую жидкость.

– Каково состояние крови через два часа?

– Получится капля почти бесцветной жидкости с маленьким красным комочком в центре.

– Если такую каплю перенести на белый лист бумаги, как она будет выглядеть?

– Бумага смочится бесцветной жидкостью, а комочек, с высокой долей вероятности, прилипнет к листу.

– Приобретет ли кровь на бумаге вид однородной жидкости?

– Определенно нет. Жидкая субстанция будет выглядеть как вода, а комочек – как твердая масса, приклеившаяся к бумаге.

– Кровь всегда принимает подобный облик?

– Всегда, если не использованы какие-либо искусственные средства, препятствующие свертыванию.

– Каким образом кровь предохраняют от свертывания и высыхания?

– Существуют два распространенных метода. Один – быстро помешивать или взбивать свежую кровь. Так удается освободиться от фибрина, вызывающего застывание крови, и она какое-то время не меняется внешне, оставаясь жидкой. Другой способ заключается в том, чтобы растворить в свежей крови некоторую долю щелочной соли, и тогда кровь не загустеет.

– Согласно свидетельству инспектора Сандерсона, он исследовал сейф в десять часов тридцать одну минуту и заметил на дне две крупные капли крови. Сержант Бейтс дал суду показания, что осмотрел сейф в двенадцать тридцать, то есть еще двумя часами позже, и перенес одну из капель на бумагу. Капля к тому времени не загустела и не засохла, а выглядела на листе как однородная красноватая жидкость цвета крови. Каковы, на ваш взгляд, ее природа и состояние?

– Если это действительно была кровь, то либо дефибринированная, то есть с извлеченным посредством взбивания фибрином, либо смешанная со щелочной солью.

– По-вашему, капли, найденные на дне сейфа, не являлись обычной кровью, вытекшей из пореза или другой раны?

– Я уверен, что такое невозможно.

– Доктор Роуи, вам приходилось работать с отпечатками окровавленных пальцев?

– Да, совсем недавно я провел ряд экспериментов на этот предмет.

– Резюмируйте, пожалуйста, свои выводы.

– Я поставил своей задачей определить, оставляют ли пальцы, выпачканные кровью, особые и характерные следы. Проведя множество опытов, я удостоверился, что крайне сложно получить отчетливый отпечаток пальца, смоченного свежей кровью. Типичный результат – лишь красное пятно, не показывающее рисунка бороздок по причине того, что кровь заливает желобки между линиями отпечатков. Но если кровь на пальце подсушить, отпечатки выходят куда более качественными.

– Можно ли выявить среди других отпечаток, оставленный почти сухим пальцем?

– Да, это несложно. Когда кровь почти сухая, она твердая и пристает к бумаге иначе, чем жидкая. Это позволяет изучить мелкие детали поверхности пальца, такие как устья потовых желез, которые отсутствуют, если палец влажный.

– Посмотрите на бумагу, обнаруженную в сейфе, – попросил Энсти, протягивая доктору Роуи злополучный листок, – и скажите, что вы видите?

Свидетель взял лист и стал разглядывать его сначала сквозь пенсне, а потом в лупу.

– Здесь два кровавых следа и один отпечаток, видимо, большого пальца. Из двух следов один – пятно, слегка размазанное пальцем, другое – обычное. Оба они оставлены довольно жидкой кровью. То же самое относится к отпечатку большого пальца.

– Вы убеждены, что он сделан жидкой кровью?

– У меня нет ни малейших сомнений.

– Вы заметили в нем что-нибудь необычное?

– Он неправдоподобно отчетлив. Я поставил немало экспериментов, чтобы добиться яркости отпечатков пальцев, смоченных свежей кровью. Вот посудите сами. – Тут доктор Роуи показал стопку листов, каждый из которых был испещрен отпечатками окровавленных пальцев, и, поочередно приложив их к тому оттиску, что нашли в сейфе, подвел итог: – Ни один из моих результатов даже близко не равен этому.

Бумаги немедленно передали судье, Энсти сел, а Гектор Трамплер с несколько озадаченным видом поднялся для перекрестного допроса.

– Вы утверждаете, что кровь на дне сейфа дефибринирована, то есть искусственно обработана. Что же это означает?

– То, что она не сочилась из кровоточащей раны.

– Как же, по-вашему, такая кровь попала в сейф?

– Не знаю.

– Вы говорите, что отпечаток пальца, найденный в сейфе, неправдоподобно отчетлив. В чем заключается неправдоподобие? Разве не бывает ярких отпечатков?

– Я представил суду результаты своих экспериментов, то есть совокупность фактов, а вывод сделают милорд и присяжные, – сухо парировал доктор Роуи, и ему разрешили вернуться на место; сэр Гектор проводил его недоуменным взглядом, а я вновь уловил на лице Торндайка что-то вроде усмешки.

– Вызывается Арабелла Хорнби.

Слева от меня раздались приглушенные всхлипывания и бурный шелест шелка. Я с тревогой наблюдал за миссис Хорнби: трясясь, как желе, она встала со скамьи, вытерла глаза платком, скомкала его, сунула в свой сафьяновый кошелек и громко щелкнула замочком. Затем нетвердой походкой поднялась за конторку, обвела публику затравленным взглядом, для чего-то раскрыла кошелек и принялась рыться внутри, в многочисленных отделениях.

– Миссис Хорнби, – обратился пристав, когда пожилая леди наконец-то прервала свои поиски и с опаской уставилась на него, – клянитесь говорить суду только правду и ничего, кроме правды. Да поможет вам Бог!

Он вложил Библию в дрожащие руки дамы, которая не сумела удержать тяжелый фолиант, и он глухо стукнулся о пол. Миссис Хорнби охнула и нырнула за книгой с такой поспешностью, что широкие поля ее шляпки застряли между перилами свидетельского места. Женщина на несколько секунд исчезла из виду, а когда показалась вновь, лицо ее побагровело, шляпка, сплющившись, стала почти плоской и торчала над одним ухом, как пилотка артиллериста.

– Соблаговолите поцеловать Священное Писание, – сказал пристав, героическим усилием подавляя смешок, когда миссис Хорнби, стискивая в одной руке кошелек и носовой платок, а другой прижимая к груди Библию, пыталась в то же время развязать или ослабить ленты шляпки, которые, по-видимому, сдавливали ей шею. Дама из последних сил совладала с ними; скомкав носовой платок, поцеловала Библию и положила ее на перила, откуда та немедленно грохнулась во второй раз.

– Ох, простите ради бога! – воскликнула миссис Хорнби, склоняясь над перилами и обращаясь к приставу, который нехотя нагнулся, чтобы поднять книгу, и в тот же миг ему на спину обрушился поток монет, пуговиц, мотков и клочков из раскрывшегося кошелька. – Извините, сэр, я очень неуклюжая, но в мои годы трудно сохранять ловкость и подвижность.