Джон Карр - Убийство в музее восковых фигур

Я снова видел эту жуткую сцену в подвале, как видел ее накануне вечером, когда обратил внимание на ее ужасающее правдоподобие. А затем я вспомнил другую вещь – и чертыхнулся от досады на собственную глупость. Именно там – там, перед Маратом – я слышал, как что-то капало! Потом я приписал этот звук фигуре сатира, где находилось тело, но, если бы у меня была хоть крупица разума, я должен был бы сообразить, что невозможно услышать такой тихий звук на таком расстоянии. Звук все время доносился от группы Марата…

– Ладно, – сказал я, – но вы-то как это заметили?

– Ах! Я снова под подозрением?… Передайте-ка мне сигарету, пожалуйста!… Ну как же я могла не заметить! Господин Марль, я всю жизнь провела в этом музее. Я знаю его как свои пять пальцев…

– Да?

– Когда я осматривала сегодня утром группу Марата, я заметила несколько незначительных изменений. Письменный стол Марата был сдвинут на полдюйма влево. Кто-то задел юбку Шарлотты Корде, расправив складку. Главное же – кинжал не был погружен по рукоятку в восковую грудь Марата, и несколько пятен крови рядом с ванной не были нарисованными.

– Вы трогали нож?

Она насмешливо подняла бровь:

– О нет! Я ждала, чтобы полиция обнаружила это. Я была уверена, что ждать мне придется долго…

– Там повсюду могут быть отпечатки пальцев…

– Возможно, – безразлично ответила она, затем подождала, пока я дам ей прикурить сигарету, которую она взяла из лакированной коробки, и продолжила:

– Вообще, меня не особенно интересует убийство мадемуазель Мартель. Но я не думала, что вы проглядите улики, указывающие на то, что убийцей наверняка была женщина, причем женщина, не имеющая доступа в клуб.

– Почему?

– Убийце нужно было что-то, что Клодин Мартель носила на золотой цепочке на шее. – Она пронзительно взглянула на меня. – Вы не поняли?…

– Мы уже пришли к заключению, что это должен был быть серебряный ключ.

– Я тоже так подумала, – кивнула она. – Счастлива, что мне в голову пришла та же самая мысль, что и великому Бенколину. Хорошо! Ну, мой дорогой мальчик, а зачем же убийце понадобился ключ, если не для того, чтобы попасть в клуб? Вы-то сами как попали сюда сегодня?

– Взял ключ у члена клуба.

– Разумеется. Вы взяли «мужской» ключ, и он был тщательно осмотрен и проверен у дверей. Ну а как бы убийца смог воспользоваться ключом мадемуазель Мартель, если бы был мужчиной? Я начинаю думать, что он просто глуп, этот ваш Бенколин!… Ключ взяла женщина. Женщина, которая, наверное, хотя бы немного походила на мадемуазель Мартель, если сумела войти в клуб.

Мари Августин откинулась назад, вытянув руки над головой.

– Ну хорошо, – улыбнулся я. – Тогда, может быть, вы назовете причину, по которой убийца хотел проникнуть в клуб?…

– Боюсь, вы слишком многого от меня хотите.

– А нельзя ли выяснить, проходила ли вчера вечером женщина, предъявившая ключ мадемуазель Мартель, через охрану?

Она язвительно заметила:

– Не думаю, чтобы вам хотелось выйти и самому спросить у них, не так ли?

– Но вы могли бы…

– Послушайте, мой дорогой мальчик… – Она с силой выдохнула дым. – Мне нет дела до того, кто убил Клодин Мартель. Я не сделаю не единого шага, чтобы помочь вам это выяснить, потому что, насколько я поняла из вашего рассказа, убийцей наверняка не мог быть Галан. А я хочу только одного – уничтожить его, вы это понимаете?

– Эти вещи связаны.

Она прищурила глаза:

– Как это?

– Ведь он не сообщил о факте преступления, так ведь? Ни он, ни эта Прево, его подружка. Они оба виновны в укрывательстве. А она готова выступить свидетелем обвинения.

Некоторое время она молча курила, потом кивнула:

– Хорошо. Идет. Ну, так какой у нас план кампании?

– Первым делом – можете ли вы вывести меня отсюда?

Она пожала плечами:

– Так или иначе, надо что-то делать. Очень скоро они закончат осматривать другие помещения, и тогда… – Проведя пальцем по горлу, она взглянула на меня. – Я могла бы, конечно, позвать моих слуг, собрать вокруг гостей и на виду у всех вывести вас из клуба. Пусть Галан только попробует помешать. Ему же будет хуже…

Она, снова прищурившись, задумчиво уставилась на меня. Я покачал головой:

– Не пойдет. Это будет предупреждение Галану. Он может не принять бой, а просто-напросто удрать, не дожидаясь приезда полиции.

– Милый мальчик! – шепнула она. – Вы нравитесь мне все больше и больше. Тогда хватит ли у вас выдержки попробовать выйти через парадную дверь переодетым? Я пойду с вами. Сделаем вид, что вы мой… любовник.

– С удовольствием, – сказал я, – хотя бы сделаю вид.

Она проигнорировала мою реплику, только поджала губы.

– Это будет опасно. Если вас поймают…

Мною снова овладело безрассудное желание пожонглировать динамитными шашками.

– Поверьте мне, мадемуазель, – сказал я искренне, – сегодня я получил такое удовольствие, какого не испытывал уже лет пять или шесть. Такое приключение должно иметь достойный финал… У вас есть что-нибудь выпить?

– Вы хорошо подумали?… Ну что ж! Вам придется бросить свои пальто и шляпу здесь, я достану вам другие. Вы должны снять бинты и натянуть шляпу на пластырь; я думаю, рана кровоточить не будет. У вас не рубашка, а настоящие лохмотья, прикройте ее хорошенько… Маска у вас есть?

– Потерял где-то. Наверное, во дворе.

– Я принесу вам другую, она прикроет все ваше лицо. И вот еще что. Они, конечно, поставили у дверей усиленную охрану и наверняка спрашивают у каждого выходящего ключ. Я достану вам другой. Придется немного подождать. А пока – коньяк в шкафчике у туалетного столика.

Она быстро вышла, но на этот раз не заперла за собой дверь. Я встал. Боль родилась в затылке и одуряющими волнами нахлынула на глаза; в ногах все еще не было твердости. Но возбуждение всей этой ночи поддержало меня. Я прислонился к краю шезлонга и стоял так, пока пол не перестал ходить подо мной ходуном и комната не остановила своего бешеного вращения. Тогда я неуверенным шагом дошел до шкафчика, который она показала.

Это оказался коньяк «Наполеон» 1811 года в корзинке серебряной филиграни. Вспомнив, как накануне ночью мы пили бренди под недовольным взглядом хозяйки, я подумал, что вся эта игра безумно смешна. Хватанув хорошую порцию коньяка, я почувствовал, как тепло разливается по жилам. Уже лучше. Я налил себе еще – и вдруг увидел свое отражение в зеркале над туалетным столиком… Боже! Настоящий призрак! Будто после недельного загула, бледный как смерть, на голове повязка, рубашка разорвана и вся в кровавых пятнах… Этот мерзавец располосовал мне ножом рукав пиджака от плеча до локтя. Еще бы пару дюймов в сторону… Я чокнулся со своим отражением и залпом выпил все, что было в стакане. Ого! Отражение в зеркале несколько смазалось. В таком состоянии коньяк действует непредсказуемо.