Агата Кристи - Хикори, дикори, док...

— Найджел!.. Прости меня!.. Я понятия не имела…

— Ну хорошо, теперь ты знаешь. Уважаемый и знаменитый Артур Стэнли, великий исследователь, сделавший потрясающие открытия… Он жил припеваючи… Но его красотка все равно не вышла за него замуж. Она дала ему отставку. Наверное, догадалась, почему умерла его жена…

— Найджел, дорогой, какой ужас! Прости меня!

— Ладно. Не будем об этом. Лучше поговорим о соде, черт бы ее побрал! Ну подумай, куда ты могла засунуть этот пузырек. Сядь, соберись с мыслями и постарайся вспомнить, Пат!

Женевьев вошла в гостиную в крайнем возбуждении. Вошла и дрожащим шепотом заявила, глядя на сидящих в комнате:

— Ну теперь-то я знаю, знаю наверняка, кто убил малышку Силию!

— Кто? Говори, не тяни! — потребовал Рене. — Что ты такого узнала?

Женевьев осторожно оглянулась, желая удостовериться, что дверь в гостиную закрыта. Потом сказала, понизив голос:

— Ее убил Найджел Чэпмен.

— Найджел? Но почему?

— А вот почему. Я сейчас шла по коридору и вдруг услышала голоса в комнате Патрисии. Там был Найджел.

— Найджел? В комнате Патрисии? — осуждающим тоном переспросила Джин.

Но Женевьев торопливо продолжала:

— И он говорил, что его отец убил его мать и что pour са [35] Поэтому (фр.) он изменил фамилию. По-моему, все ясно. Отец его — закоренелый преступник, и, значит, на Найджеле от рождения лежит Каинова печать.

— Вполне возможно, — откликнулся мистер Чандра Лал, с явным удовольствием. — Вполне. Он такой необузданный, этот Найджел, такой неуравновешенный. Он совсем не владеет собой. Ведь правда же? — Он с надменным видом обратился к Акибомбо, который с готовностью закивал курчавой черной головой и расплылся в белозубой улыбке.

— Я всегда чувствовала, — сказала Джин, — что у Найджела нет никаких моральных устоев. Он просто чудовище.

— Я думаю, это убийство на почве секса, — сказал мистер Ахмед Али. — Он спал с девушкой, а потом убил ее. Ведь она была хорошая, порядочная и хотела, чтобы он на ней женился…

— Вздор! — вдруг взорвался Леонард Бейтсон.

— Что ты сказал?

— Я сказал: вздор!

Сидя в кабинете Шарпа, Найджел нервно ерзал на стуле под суровым взглядом инспектора. Слегка запинаясь, он закончил свой рассказ.

— Вы отдаете себе отчет, мистер Чэпмен, насколько все серьезно? Я не преувеличиваю.

— Конечно, отдаю. Неужели я пришел бы сюда, если бы не считал, что нужно срочно что-то делать?

— И вы утверждаете, что мисс Лейн не может точно припомнить, когда она в последний раз видела пузырек, в который пересыпала морфий?

— Она совершенно не может собраться с мыслями. Чем больше она думает, тем больше запутывается. Сказала, что она ужасно нервничает, поэтому я и пришел сюда, а она пусть попробует сосредоточиться.

— Нам лучше сразу же поехать на Хикори-роуд. Но не успел инспектор договорить, как телефон на столе зазвонил, и констебль, записывавший показания Найджела, снял трубку.

— Это мисс Лейн, — сказал он. — Просит позвать мистера Чэпмена.

Найджел перегнулся через стол и схватил трубку.

— Пат? Это я, Найджел.

Послышался взволнованный, срывающийся голос девушки, она говорила, глотая слезы:

— Найджел! Кажется, я поняла. Я хочу сказать, мне кажется, я знаю, кто его взял.., ну, из ящика.., понимаешь, его мог взять только один человек…

Она неожиданно умолкла.

— Пат! Алло! Пат, ты слышишь меня? Кто это. Пат?

— Я сейчас не могу говорить. Потом. Ты скоро придешь?

Телефон стоял близко, и констеблю с инспектором было слышно каждое слово. Инспектор кивнул, поймав вопросительный взгляд Найджела.

— Скажите, что мы едем.

— Мы выезжаем, — сказал Найджел. — Прямо сейчас.

— Ага. Хорошо. Я буду ждать вас в комнате.

— Пока, Пат.

За недолгий путь до Хикори-роуд никто не произнес ни слова. «Неужели наконец дело сдвинулось с мертвой точки? — гадал Шарп. — Интересно, Патрисия Лейн действительно что-то знает или это лишь ее домыслы? Но наверняка она вспомнила что-то.., с ее точки зрения, очень важное». Он решил, что она звонила из холла и поэтому не могла говорить свободно — вечером там полно народу.

Найджел открыл дверь своим ключом, и они вошли. Проходя мимо гостиной, Шарп увидел лохматую рыжую голову Леонарда Бейтсона, склоненную над книгами.

Найджел провел их наверх в комнату Пат, постучался и вошел.

— Привет, Пат! Ну, вот и мы…

И осекся, словно внутри у него что-то оборвалось. Шарп заглянул через его плечо в комнату, и перед его глазами предстала страшная картина… Патрисия Лейн лежала на полу.

Инспектор мягко отстранил Найджела, подошел к скорчившемуся телу, встал на колени, поднял голову девушки, несколько мгновений пристально вглядывался в ее лицо, а потом осторожно положил голову на пол. Когда он поднялся с колен, лицо его было мрачным, у губ легла жесткая складка.

— Нет! — воскликнул Найджел высоким неестественным голосом. — Нет! Нет!! Нет!!!

— Увы, мистер Чэпмен. Она мертва.

— Нет! Нет! Только не Пат! Боже мой, Пат, глупышка… Отчего она…

— Вот, посмотрите.

Орудие убийства было весьма простым: мраморное пресс-папье, засунутое в шерстяной чулок.

— Удар пришелся по затылку. Такая штука срабатывает безотказно. Не знаю, утешит ли это вас, мистер Чэпмен, но она даже не успела понять, что произошло.

Найджел, дрожа, опустился на кровать.

— Это мой носок… Она собиралась его заштопать… О господи, она собиралась его заштопать!

Внезапно он разрыдался. Он плакал, как ребенок, отчаянно и безутешно.

Шарп продолжал размышлять вслух:

— Она хорошо знала этого человека. Он взял пресс-папье и тихонько запихнул его в носок. Вам знакома эта вещь, мистер Чэпмен?

Он отогнул край носка и показал пресс-папье Найджелу.

Тот, всхлипывая, ответил:

— Оно всегда стояло на столе у Пат. Это Люцернский лев.

Найджел закрыл лицо руками.

— Пат… О, Пат! Что я буду без тебя делать?

Потом вдруг выпрямился и тряхнул головой, откинув со лба взлохмаченные светлые волосы.

— Я убью того, кто это сделал! Я убью его! Изверг, мерзавец!

— Успокойтесь, мистер Чэпмен, успокойтесь. Конечно, я понимаю ваши чувства. Какая страшная жестокость!

— Пат никому не причиняла зла…

Инспектор Шарп проводил Найджела до дверей, выражая ему свои соболезнования. Потом вернулся в комнату и, наклонившись над мертвой девушкой, осторожно вытащил что-то из ее руки.

Джеронимо, по лбу которого катились капли пота, смотрел на полицейских испуганными черными глазами.

— Я ничего не вижу. Ничего не слышу, верьте мне. Я ничего совсем не знаю. Я с Марией в кухня. Я начинаю готовить минестрони. Я теру сыр…

Шарп прервал его словоизлияния.

— Никто вас не обвиняет. Мы просто хотим кое-что уточнить. Кто был в общежитии после шести часов?