Энтони Гилберт - Убийство на Брендон-стрит. Выжить тридцать дней

– Я спрашиваю о вашей матери, – повторил он голосом, напомнившим ей об Эдварде Робинсоне в одном из популярных гангстерских фильмов с его участием. – Именно о ней.

– Почему вас это интересует?

Гарт откинулся снова на спинку кресла. Он чувствовал себя рыбаком, на чью наживку наконец готов был клюнуть лосось.

– Мисс Кэппер, а отца своего вы помните?

– Он умер, когда я была еще совсем маленькой девочкой, – быстро ответила Дороти.

– Ну не такой уж и маленькой, – пробурчал себе под нос Гарт.

– Мама всегда придерживалась этой истории.

– Несомненно, она имела в виду, что он умер, но только для нее самой.

– Насколько я знаю, он очень дурно обращался с ней.

– Допускаю, что это правда. Но разве она больше ничего не рассказывала вам о нем?

– Она просто не желала о нем вспоминать. Мистер Хоуп, к чему вы клоните?

– Я хочу преподнести вам новость как можно деликатнее. Если только, конечно, это для вас давно уже не новость.

– О чем идет речь? – спросила Дороти, не отличавшаяся быстрой сообразительностью.

– После того как нам зачитали завещание моего кузена, – продолжал Гарт, – я сразу подумал, насколько интересно и даже полезно будет выяснить, почему он оставил деньги вам, а потому провел свое расследование. И обнаружил, что странным образом… – тут Гарт сделал паузу.

Все получалось не так легко, как он предполагал, даже для юриста, привыкшего нередко оказываться в неловких ситуациях. Дороти не сводила с него прямого и пристального взгляда. И хотя она первой бы рассмеялась, если бы кто-то сравнил ее сейчас с львицей, оберегающей своих детенышей, или предложил другое, столь же фантастическое сравнение, она в самом деле выглядела женщиной, готовой совершить самый неожиданный и смелый поступок. И потому, прежде чем Дороти решится нырнуть слишком глубоко, утопив их обоих, Гарт поспешил добавить:

– Только не подумайте, что мои слова имеют целью бросить малейшую тень на доброе имя вашей матушки, мисс Кэппер.

– Едва ли это удалось бы сделать даже вам, – резко сказала Дороти, преимущество которой состояло в том, что она хорошо помнила покойную миссис Кэппер.

Если бы некий скульптор пожелал изваять скульптуру, воплощавшую Женскую Добродетель, он не смог бы найти для себя лучшей модели, чем миссис Кэппер.

– Вот почему, как только ваша мать ближе узнала вашего отца и поняла, что это за человек, она не захотела оставаться с ним больше ни одного дня. Все доказательства указывают на это.

Его реплика мгновенно лишила Дороти всей энергии и решительности.

– Вы хотите сказать, что не он бросил нас, а мы сами ушли от него?

– Вероятно, ваш собственный юрист изложил бы все в несколько иных выражениях, но факт остается фактом, как ни верти словами.

– Значит, отец был еще хуже, чем я думала. Но если честно, мне не совсем понятно, почему мы с вами ударились в обсуждение моего отца. Я пришла сюда для урегулирования финансовых вопросов.

– Верно. Так вот, в некотором смысле, – Гарт вложил в свое объяснение отчетливую неодобрительную интонацию, – это его деньги. То есть были когда-то.

– Его деньги? Но это же бессмыслица какая-то! Кузен Эверард…

– Для вас он был дядюшкой Эверардом, – сказал Гарт уже мягче.

– Значит, вы считаете, что… Что Уильям Хоуп был моим отцом?

Гарт склонил голову. Не кивнул, а именно склонил – иного определения невозможно было бы подобрать.

– Тогда я на самом деле… Дороти Хоуп?

– Только не с точки зрения закона.

– А моя мама вернула себе девичью фамилию, когда рассталась с отцом?

– Необходимо подчеркнуть, что она и не имела юридических прав на другую фамилию.

– Но ведь моя мама была за ним замужем!

– Да, она так считала, но фактически не была.

– Они даже обвенчались, – яростно воскликнула Дороти, чувствуя, как слова бьются в ее голове, как стая голубей, пытающихся вырваться на свободу. – Я знаю, в какой церкви…

– Я вам уже объяснил. Ваша мама только думала, что связана с ним узами брака, но продолжалось это недолго. То есть она недолго так считала. Уильям Хоуп не пожелал сообщить ей в то время, что у него уже была другая жена, впрочем, умершая через пару лет и преданная забвению. Как только миссис Кэппер выяснила это, она ушла от него.

– Разумеется, так бы она и поступила, – сказала Дороти с теплотой в голосе, навеянной воспоминанием о матери. – У нее был очень сильный характер.

Здесь Гарт был полностью с ней согласен.

– Только женщина с очень сильным характером могла заставить Уильяма Хоупа пойти с ней к алтарю.

– Теперь я начала хоть что-то понимать, – сказала Дороти. – Таким образом, у меня все-таки имеются некоторые права на эти деньги. Вот в чем заключается суть дела.

Гарт встрепенулся и вскинул на нее пронизывающий взгляд. Он никак не предвидел подобной реакции с ее стороны.

– Но ваши права не превосходят прав остальных членов семьи, – попытался объяснить он.

– Безусловно, я обладаю более значительными правами, – тут же возразила Дороти. – Никто из вас не был прямым отпрыском Уильяма Хоупа.

– Вы не поняли. Я имел в виду других его детей. Есть ведь и другие, да будет вам известно.

– Но они незаконнорожденные, – выпалила мисс Кэппер, но затем густо покраснела, поскольку, разумеется, с педантичной точки зрения Гарта, она сама являлась незаконнорожденной.

Дороти уже готова была с радостью отказаться от наследства в сто тысяч фунтов, лишь бы не узнать столь горькой истины. Ей вспомнились некоторые фразы мамы, смысл которых становился теперь яснее. Когда маленькая Дороти играла в дочки-матери у себя в крошечной детской, миссис Кэппер порой могла сказать: «Только не считай, что семейная жизнь – это сплошное счастье. Иногда замужество становится самым тяжелым крестом, какой приходится взваливать на свои плечи женщине». А однажды Дороти спросила: «Тогда не лучше ли жить вместе, не поженившись?» И не поняла, почему мама схватила ее, больно шлепнув по руке, заявила, что не потерпит такой дерзости. Дороти не посчитала то наказание несправедливым, потому что мама всегда была права, но для нее осталось непостижимым, за какой проступок ее наказали.

Бывали и другие случаи, когда поведение и манера обращения с людьми миссис Кэппер удивляли дочь, но сейчас все становилось на свои места. О, моя бедная, несчастная мамочка. И если разобраться, так же несчастливо сложилась жизнь самой Дороти. Если версия, изложенная Гартом, была правдивой, – а она не могла быть иной, иначе зачем ему приглашать ее к себе для особой приватной встречи? – то Дороти могла считать себя родившимся нежеланным ребенком. Причем она всегда считала, что лучше быть мальчиком, родившимся вне законного брака, нежели девочкой. Даже с точки зрения юристов. Не могло быть ничего горше, разве что появиться на свет после позорного случайного совокупления. И тут у Дороти снова перехватило дыхание, поскольку она вдруг осознала – именно к такой категории ее и причислят. Дитя позорного и порочного блуда. Ей доводилось как-то читать книгу под названием «Великие мужчины, родившиеся во грехе», но никому и в голову не пришло написать такое же о женщинах. Она подняла свое искаженное страданием, побагровевшее лицо и посмотрела на собеседника.