Глэдис Митчелл - Дьявол из Саксон-Уолл. Поспеши, смерть! [сборник]

Она с интересом в него всмотрелась.

— Да плюнь ты на этот дурацкий ящик, — небрежно бросил сэр Рудри. — Я сюда приехал не для того, чтобы говорить о трупах и гробах.

Миссис Брэдли вспомнила пророчество Кэтлин. Слова о гробах и трупах наводили на мысль, что пророчество могло сбыться.

Не говоря больше ни слова, она встала. Ей больше не нужно было, чтобы мальчики нашли ящик, когда-то содержавший гадюк. Если в нем теперь то, что она думает, то лучше детям этого не видеть.

— Хотелось бы мне, — задумчиво сказал сэр Рудри, пока она еще не отошла, — чтобы появился тот человек с собаками.

В ту же ночь, намного позже, будто исполнение желания было задержано действием невидимой враждебной силы, послышался лай гончих.

Миссис Брэдли села и прислушалась. Звук приближался к театру, судя по всему, вдоль Священного Пути. Слышно было, как поднялся сэр Рудри, потом раздался голос Александра Карри.

Потом Гелерт сказал:

— Отец, тот парень с собаками здесь. Что нам делать?

Весь отряд ощупью собрался посмотреть на собак. В лунном свете они были черны, как гончие ада, и их держал на поводке низкорослый коренастый человек, щелкая плетью, сверкающей тонкой нитью на фоне луны. Очевидно, о появлении собак были извещены все, кроме миссис Брэдли и мальчиков. Слышен был разговор на повышенных тонах, звяканье монет, бормотания, восклицания, потом человек двинулся к гавани, а отряд собрался возле собак, которых он привязал к дереву.

— Зачем они? — спросил Кеннет, держась за рукав миссис Брэдли.

— Их надо будет короновать, дитя мое.

— А зачем?

— Не знаю. Это обряд почитания одной из Артемид.

— Я думал, была только одна.

— Правда? — рассеянно спросила миссис Брэдли.

Она смотрела, как сэр Рудри зажег факел вроде того, с каким ходил в Элефсине, и поднял его над головой, разглядывая собак.

Это были мохнатые ворчащие твари, дикие и разъяренные. Миссис Брэдли, знающая пастушьих собак Греции, держалась поодаль и не отпускала Кеннета, который выказывал признаки желания погладить зверей. Сэр Рудри с факелом над головой, казалось, не мог решить, что делать дальше. Псы натягивали привязь и подпрыгивали. Вой тоски и ярости — тоски, потому что их единственный (как они знали) друг их бросил, и ярости, потому что им не нравился запах новых владельцев, — заполнял ночь и эхом отдавался в древнем городе. Было очевидно, что попытаться освободить собак означает рисковать жизнью, и круг постепенно отодвигался от бесящихся животных, вполголоса обсуждая нежелательность попыток провести религиозный обряд с их участием.

— Но кормить их все-таки надо, — сказал Дик. — Гуманными надо быть.

Он исчез в темноте и принес мясо.

— Ходил днем за этим в Сельчук, — пояснил он. — Похоже, что это мул. Вроде бы срок годности кончился, но не думаю, что псам оно повредит. Похоже, они выращены и рождены падальщиками.

Он накормил этим мясом собак, и некоторое время все прочие звуки отступили перед неаппетитным подтверждением, что верные создания пожирают куски мула и чуть ли не давятся в попытке все сожрать, пока не отобрали.

Пока они ели, Дик подался вперед и, рискованно полагаясь на то, что собаки заняты поглощением тошнотворного корма, осторожно потрепал их по плечам. Псы зарычали, давясь и глотая, дробя зубами добычу. Интересная, но не слишком приятная сцена.

— Я думаю, — сказал Дик, когда животные съели все, что могли, — что теперь можем попробовать их короновать.

И снова он подался вперед. На этот раз успокоенные животные показали, что его приближение им приятно, — припадали к земле, лизали его руку. Остальные члены отряда тоже установили с ними дружеские отношения.

— Нет-нет! — яростно возразил сэр Рудри. — Я не считаю, что их надо короновать. Я не убежден, что греки Эфеса вообще короновали собак на празднике Артемиды. И время года не то. Лучше оставить их на привязи. Утром этот человек их заберет. Идея была моя, но теперь я о ней сожалею. Пусть остаются так, это будет лучше. А мы идем спать.

Псы, поскуливая и постанывая, легли и приготовились дремать.

— К тому же, — добавил сэр Рудри, — у нас вообще корон нет.

— Можем короновать их змеями, — предложила миссис Брэдли. — Разве они не будут принадлежать Гекате, если будут коронованы змеями?

— Без этой чуши о повешенной! — обидчиво буркнул сэр Рудри. — Нечего ее сюда притягивать.

— О повешенной? — спросил Айвор.

В его голосе слышался страх. Сейчас, когда вернулась ночь, принеся свои ужасы, он снова нервничал и боялся темноты. Миссис Брэдли посмотрела на него с пониманием. Она очень сочувствовала детям, которые боятся темноты, зная о годах пыток, которые таким детям приходится проживать.

— Очень интересная история, ты ее не слышал? — спросила она. — Женщина повесилась, потом богиня одела ее в свою одежду и назвала Гекатой. С тех пор Артемиду часто отождествляют с Гекатой.

Такая обыденная версия Айвора успокоила. Вскоре после этого все вернулись под своды театрального прохода, и он заснул. А вот Стюарт лежал и ерзал — и вдруг сказал шепотом:

— Я придумал. Я знаю, где он.

— Где, дитя мое?

— На склоне над театром. Мы дотуда искали в развалинах.

— Его не могли поднять слишком высоко. Где-нибудь внизу должен лежать.

— А он не очень тяжелый.

— Утром посмотрим, дитя мое.

Утром мальчики повели всех наверх театра. Оттуда раскопанный город и болота старой гавани стали видны почти как с самолета.

— А теперь, — сказал Стюарт, затеняя глаза ладонью и оглядываясь, — приложим ум. — И тут его лицо вдруг озарилось: — И собак!

— Один момент, — сказала миссис Брэдли. — Ящик настолько тяжелый, что его не могли бы далеко унести. Давайте спустимся туда, где впервые выгрузили багаж. Я не думаю, что стоит отвязывать собак. Боюсь, дитя мое, что они могут нас съесть.

Они вернулись к стадиону.

— Должны быть какие-то следы и улики, — предположил Кеннет. Он оглядел возделанную землю. — Следы ног, следы шин, всякое такое. Но ничего нет. Только там, где бродит вон тот сборщик фасоли.

Указанный турецкий крестьянин увидел их и помахал рукой.

— Нужны собаки. Ну, одна собака в любом случае, — сказал Стюарт, взывающе глядя на миссис Брэдли.

Она пошла с ним туда, где привязали собак. Животные прыгали на натянутой привязи и откатывались назад, задыхаясь.

— Бедные собачки, им побегать надо. Стойте тут, я их отвяжу, — сказал Айвор, стремясь доказать, что хотя он и боится темноты, но больше ничего не боится, даже турецких собак.

Псы стояли спокойно, пока их отвязывали. Потом устремились к гавани.