Артур Дойль - Знак четырех. Записки о Шерлоке Холмсе

– Спутник?

Холмс достал из кармана большой лист папиросной бумаги и бережно разложил его у себя на коленях.

– Как вы думаете, что это? – спросил он.

На бумаге были нарисованы следы лап какого-то небольшого животного. Были видны пять подушечек, следы от длинных когтей. Весь отпечаток был размером с десертную ложку.

– Собака? – предположил я.

– Вы когда-нибудь видели, чтобы собака лазила по гардинам? Я обнаружил следы этого существа и там.

– Обезьяна?

– На следы обезьяны это совершенно не похоже.

– Так что же это?

– Это не собака, не кошка, не обезьяна, и вообще не ка кое-либо знакомое нам существо. Я попытался вычислить его рост. Вот следы, оставленные животным, когда оно стояло неподвижно. Видите, от передних лап до задних не меньше пятнадцати дюймов. Прибавьте длину шеи и головы, и мы получим существо чуть меньше двух футов в длину… Если у него есть хвост, немного больше. Но теперь посмотрите на другие измерения. Животное двигалось, и мы знаем длину его шага. Каждая лапа перемещается примерно на три дюйма. Это указывает на то, что у него длинное тело с очень короткими лапами. Существо это не позаботилось о том, чтобы оставить для нас образец шерсти, но, в целом, внешний вид его должен быть примерно таким, как я вам обрисовал. Не забудьте о том, что оно к тому же умеет лазать по гардинам и это хищник.

– Как вы это определили?

– Именно потому, что оно вскарабкалось на гардину. На окне висела клетка с канарейкой, и, похоже, животное хотело до нее добраться.

– Так что же это за зверь?

– Эх, если бы я это знал… Я считаю, что это, возможно, какое-то животное из семейства куньих, родственник ласки или горностая… Только больше, чем те, которые мне приходилось видеть.

– Но какое оно имеет отношение к убийству?

– Это мне также пока не ясно. Но, как видите, нам уже известно многое. Мы знаем, что некто стоял на дороге и наблюдал за ссорой четы Баркли… Шторы были подняты, и в комнате горел свет. Мы определили, что неизвестный пересек газон, в сопровождении этого странного животного вошел в комнату, после чего либо ударил полковника, либо, что также вполне вероятно, полковник, увидев его, от страха упал и угодил затылком на угол каминной решетки. Наконец, нам известно и то, что незваный гость, уходя, зачем-то прихватил с собой ключ.

– Ваши наблюдения, похоже, только запутали дело, – сказал я.

– Полностью с вами согласен. Они показали, что здесь не все так просто, как предполагалось изначально. Я все тщательно взвесил и пришел к выводу, что за дело это нужно браться с другой стороны. Но, правда, Ватсон, я вас задерживаю, а все это можно будет рассказать и завтра по дороге в Олдершот.

– Нет уж, теперь я хочу дослушать все до конца.

– Мы точно знаем, что в полвосьмого, уходя из дому, миссис Баркли рассталась с мужем совершенно спокойно. По-моему, я уже упоминал, что она никогда не питала к нему особенно нежных чувств, но кучер слышал, что с полковником она разговаривала дружелюбно, они явно не были в ссоре. К тому же нам доподлинно известно, что сразу после возвращения леди направилась в ту комнату, где у нее было меньше всего шансов встретиться с супругом, попросила принести чаю, как сделала бы любая взволнованная женщина на ее месте, и, когда муж все же появился, накинулась на него с обвинениями. Из этого следует вывод, что между семью тридцатью и девятью произошло нечто такое, что полностью изменило ее отношение к нему. Однако все эти полтора часа рядом с ней находилась мисс Моррисон, следовательно, ей что-то известно, хоть она и утверждает обратное.

Вначале я предположил, что между этой юной леди и старым полковником могла быть связь романтического толка, о которой она призналась его жене. Это объяснило бы, почему миссис Баркли вернулась домой в таком настроении и почему мисс Моррисон утверждает, что ей ничего неизвестно. Да и с теми обрывками разговора за закрытой дверью, о которых мы знаем, это по большому счету не идет вразрез. Против этого говорит лишь тот факт, что упоминался некий Давид, да и о пылкой любви полковника к своей жене не следует забывать, не говоря уже о внезапном вторжении незнакомца, которое, разумеется, могло к тому, что там происходило, не иметь ровным счетом никакого отношения. Определиться было нелегко, но все же я больше был склонен думать, что между полковником и мисс Моррисон ничего не было, хотя все больше и больше убеждался в том, что девушка знает причину ссоры между миссис Баркли и ее мужем. Разумеется, я нанес визит мисс Моррисон и объяснил ей, почему я уверен, что ей что-то известно, добавив, что, если она будет упорствовать, ее подруга миссис Баркли окажется на скамье подсудимых по обвинению в убийстве.

Мисс Моррисон – миниатюрное неземное создание с робким взглядом и светлыми волосами, но в проницательности и здравом уме ей не откажешь. Выслушав меня, она на какое-то время задумалась, потом решительно повернулась ко мне и начала говорить. Сейчас я вам вкратце перескажу ее рассказ.

– Я обещала подруге ничего не рассказывать. Слово есть слово, – сказала мисс Моррисон. – Но раз уж ей грозит такое страшное обвинение, а сама она, бедняжка, пока защитить себя не может, думаю, что я имею право нарушить обещание. Я расскажу вам, что случилось в понедельник вечером.

Примерно без пятнадцати девять мы возвращались из церкви на Уотт-стрит. По пути нам нужно было пройти по Хадсон-стрит. Это очень темная и безлюдная улица, там есть всего один фонарь на левой стороне. Когда мы к нему подошли, я заметила, что нам навстречу идет мужчина. Он был сгорблен, мне показалось, что на одном плече у него висит какой-то ящик. Вообще он был похож на калеку, потому что голова у него была опущена очень низко, а ноги согнуты в коленях. Встретились мы с ним прямо под фонарем. Подняв голову, чтобы посмотреть на нас, он замер и страшным голосом воскликнул: «Господи, да это же Нэнси!» Миссис Баркли смертельно побледнела и непременно упала бы, если бы это ужасное существо не подхватило ее. Я хотела позвать полицию, но, к моему удивлению, она заговорила с этим человеком.

«Все эти тридцать лет я была уверена, что ты умер, Генри», – произнесла она дрожащим голосом. – «Так оно и есть», – сказал он так, что мне стало жутко. У него было очень темное страшное лицо, сморщенное, как сухое яблоко, а глаза горели так, что я не забуду их до конца жизни. Волосы и бакенбарды у него были седые.

«Дорогая, отойдите немного, пожалуйста, – сказала мне миссис Баркли. – Я хочу поговорить с этим человеком. Бояться нечего».

Она старалась казаться бодрой, но по-прежнему была бледна как мел, и губы у нее дрожали так, что говорила она с трудом.

Я отошла, как она просила. Они несколько минут разговаривали, потом миссис Баркли направилась ко мне, а калека остался стоять под фонарем. Он размахивал кулаками так, словно обезумел от ярости.