Артур Дойль - Знак четырех. Записки о Шерлоке Холмсе

Мой путь лежал вдоль русла пересохшей реки, мы надеялись, что там сторожевые отряды врага меня не заметят. Но, миновав первый же поворот, я натолкнулся на шестерых вооруженных людей, которые сидели в засаде, поджидая меня. Меня оглушили и связали по рукам и ногам. Удар был страшной силы. Но больше всего у меня болело сердце, потому что, когда я пришел в себя и прислушался к разговору повстанцев, моих познаний в их языке хватило на то, чтобы понять, что мой друг, тот самый, который указал мне дорогу, предал меня, передав врагам через своего слугу-индуса информацию о том, где я должен был проходить.

Что ж, долго об этом говорить я не буду. Вы уже поняли, на что был способен Джеймс Баркли. На следующий день Нил освободил Бхурти, но повстанцы, отступая, взяли меня с собой и прошло много лет, прежде чем я снова увидел лицо белого человека. Меня пытали, я бежал, меня поймали и снова пытали. Вы видите, до какого состояния меня довели. Я был в руках сипаев, которые бежали в Непал. Они добрались до Даржилинга [88], но там местные горцы перебили остатки частей повстанцев и взяли меня с собой. Я стал их рабом. Через какое-то время мне наконец удалось бежать, но вместо того, чтобы идти на север, мне пришлось углубиться на юг. Там я попал к афганцам. С ними я скитался много лет, пока наконец не вернулся в Пенджаб, где я жил среди туземцев и зарабатывал себе на жизнь, показывая разные фокусы, которым научился за эти годы. Какой смысл был мне, немощному калеке, возвращаться в Англию или обращаться к старым друзьям? Даже жажда мести не могла заставить меня сделать это. Пусть лучше Нэнси и все мои товарищи считают, что Генри Вуд погиб с прямой спиной, чем видят меня живым, но кривым, как обезьяна. Они были уверены, что я умер, и оживать я не хотел. До меня дошли слухи, что Баркли женился на Нэнси и что карьера его быстро пошла в гору, но даже это не вынудило меня заговорить.

Но… когда стареешь, тебя начинает тянуть домой. Многие годы я мечтал об английских зеленых полях и живых изгородях. Наконец я решил, что должен увидеть их снова, прежде чем лягу в могилу. Денег, которые я накопил, вполне хватило на поездку. Я решил поселиться именно в этом городе, потому что здесь много солдат, а я знаю, что они любят и как их можно развлечь, чтобы заработать себе на хлеб.

– Ваш рассказ необычайно интересен, – сказал Шерлок Холмс. – О том, как вы встретились с миссис Баркли и узнали друг друга, я уже знаю. В тот вечер вы последовали за ней и наблюдали через окно за ее ссорой с мужем. Безусловно, речь шла о вас. Потом вас переполнили чувства, вы побежали к дому через газон и ворвались в дом.

– Так и было, сэр. При виде меня лицо Баркли жутко перекосилось, он упал и ударился головой о каминную решетку. Да только умер он еще до того, как упал. Я видел смерть на его лице так же, как вижу сейчас вон ту надпись на камине. Мое по явление для этого предателя был страшнее, чем пуля в сердце.

– А потом?

– Потом Нэнси потеряла сознание, я взял у нее из рук ключ, чтобы открыть дверь и позвать на помощь. Но в ту секунду мне показалось, что будет лучше оставить все как есть и убраться оттуда подобру-поздорову, потому что все выглядело так, будто это я приложил Баркли, и если меня схватят, моя тайна раскроется. Я так спешил, что сунул ключ в карман, и, пока ловил Тедди, который залез на гардину, потерял свою дубинку. Но я его быстро поймал, посадил в ящик и рванул оттуда что было духу.

– Тедди это кто?

Калека нагнулся и снял крышку с ящика, стоявшего в углу.

В тот же миг из него выскользнул красивый красновато-коричневый зверек, худой и юркий. У него были лапы горностая, вытянутый тонкий нос и симпатичные красные глазки.

– Это мангуст! – вскрикнул я.

– Да, одни называют их мангустами, другие ихневмонами, – сказал Генри Вуд. – Но я их зову змееловами. Тедди так быстро справляется с коброй, глазом моргнуть не успеешь. У меня есть одна без ядовитых зубов. Когда мы выступаем в кабачках, Тедди ловит ее каждый вечер на потеху публике. Еще чем-нибудь я могу помочь вам, сэр?

– Что ж, возможно, нам придется еще раз обратиться к вам, если у миссис Баркли возникнут какие-либо действительно серьезные затруднения.

– Если такое произойдет, мне, конечно же, придется открыться.

– В противном случае, я думаю, нет смысла ворошить прошлое покойного, каким бы гнусным оно ни было. Возможно, вас утешит то, что последние тридцать лет он горько сожалел о своем поступке. Ага, вон по другой стороне улицы идет майор Мерфи. Прощайте, Вуд. Я хочу поинтересоваться, узнали ли они что-нибудь новое со вчерашнего дня.

Мы успели догнать майора, когда он еще не дошел до поворота.

– А, Холмс! – воскликнул он. – Вы уже слышали, что все это дело оказалось пшиком?

– Как так?

– Экспертиза установила, что причиной смерти стало кровоизлияние в мозг. Все очень просто.

– В самом деле, поразительно просто, – улыбнулся Холмс. – Пойдемте, Ватсон, похоже, мы в Олдершоте больше не нужны.

– Мне вот что непонятно, – сказал я Холмсу, когда мы подходили к вокзалу. – Если мужа зовут Джеймс, а Вуда – Генри, кто такой Давид?

– Знаете, Ватсон, если бы я был тем идеальным логиком, которым вы так любите изображать меня в своих рассказах, уже по одному этому слову я мог бы восстановить всю картину. Это имя было произнесено в качестве упрека.

– Упрека?

– Да. Царю Давиду тоже случалось сбиваться с пути истинного, и однажды он свернул на ту же дорогу, что и сержант Джеймс Баркли. Помните историю про Урию и Вирсавию? Боюсь, мое знание Библии оставляет желать лучшего, но, если мне не изменяет память, вы можете прочитать об этом в первой или второй книге Царств [89].

Просматривая свои беспорядочные записки, с помощью которых я пытаюсь проиллюстрировать некоторые необычные особенности мышления моего друга Шерлока Холмса, я натолкнулся на одну сложность. Оказалось, что выбрать подходящий пример, который полностью соответствовал бы моим целям, не так-то просто. Скажем, я выуживаю из своих архивов дело, в котором аналитические способности Холмса достигают прямо-таки заоблачных высот, а сам он демонстрирует поистине виртуозное владение своими знаменитыми методами, но оказывается, что обстоятельства этого дела настолько неинтересны или незначительны, что я считаю себя не вправе утомлять ими читателей. Или наоборот, часто случалось и такое, что моему другу приходилось заниматься расследованием дел самого драматического, а порой и скандального характера, но на поиски истины он тратил сил меньше, чем мне, как его биографу, хотелось бы. Небольшое приключение, которое я озаглавил «Этюд в багровых тонах» и чуть более поздний рассказ об исчезновении «Глории Скотт» могут служить примерами этих Сциллы и Харибды, которые извечно угрожают историку. Быть может, в деле, о котором я хочу рассказать сейчас, роль моего друга не столь существенна, но обстоятельства этого происшествия настолько примечательны, что я просто не могу заставить себя исключить его из своих записок.