Артур Дойль - Знак четырех. Записки о Шерлоке Холмсе

Вот что случилось. Два дня назад я получил письмо без подписи и без адреса. Сейчас я вам его прочитаю.

«Русский дворянин, живущий в настоящее время в Англии, – говорится в нем, – был бы весьма признателен, если бы доктор Перси Тревельян согласился оказать ему медицинскую помощь. Дело в том, что уже несколько лет он страдает от каталептических припадков, а доктор Тревельян, как известно, крупный специалист по этому недугу. Он намеревается зайти завтра вечером, в четверть седьмого, к доктору Тревельяну, если доктор Тревельян найдет для себя удобным быть в это время дома».

Знаете, меня очень заинтересовало это письмо. Дело в том, что самая большая трудность в изучении каталепсии – это то, что болезнь эта встречается крайне редко. Поэтому, естественно, я был у себя в кабинете, когда ровно в назначенное время ко мне провели пациента.

Это был пожилой мужчина, худой, серьезный… в общем, типичный русский дворянин. Гораздо большее впечатление на меня произвел его спутник: высокий молодой человек, на удивление красивый, смуглый, с мужественным лицом и прекрасно развитой грудной клеткой и мускулатурой, настоящий Геркулес. Когда они входили, он держал старика под руку, потом бережно усадил его на стул. Такая заботливость совершенно не сочеталась с его внешностью.

«Прошу прощения за то, что мы отрываем вас от дел, доктор, – обратился он ко мне на хорошем английском. – Это мой отец, его здоровье для меня очень важно».

Меня тронула подобная сыновья забота о родителе.

«Может быть, вы хотите присутствовать при осмотре?» – спросил я. – «Ни в коем случае, – почему-то испугался молодой человек. – Не могу передать, как больно мне смотреть на отца. Если на моих глазах у него случится один из этих ужасных припадков, я этого просто не вынесу. У меня у самого нервная система очень чувствительная. С вашего позволения, пока вы будете обследовать отца, я подожду в приемной».

Конечно же, я согласился, и он вышел. После этого мы стали беседовать с пациентом о его болезни, я все подробно записывал. Умом он, надо сказать, не блистал, отвечал на мои вопросы односложно и часто невпопад. Я решил, что он просто плохо владеет английским языком. Неожиданно, когда я, делая очередную запись в своем журнале, задал ему какой-то вопрос, он вовсе перестал отвечать. Я поднял глаза и с ужасом увидел, что мой пациент сидит на стуле совершенно прямо и смотрит на меня застывшими пустыми глазами. Это явно был припадок загадочного недуга.

Как я уже говорил, первое, что я ощутил, это страх. Страх и жалость. Но потом, не скрою, я обрадовался. Как врач, разумеется. Я измерил пульс и температуру пациента, пощупал мышцы, проверил рефлексы. Все показатели были в норме, как я и ожидал. В подобных случаях я добивался хороших результатов путем ингаляции нитрита амила. Мне, похоже, подвернулся удобный случай лишний раз убедиться в действенности этого метода. Бутылочка была внизу, в моей лаборатории, поэтому, оставив пациента сидеть на стуле, я поспешил вниз. Нашел я ее не сразу… скажем, минут через пять, но потом поднялся в кабинет. Представьте себе мое удивление, когда я увидел, что там уже никого нет. Пациент ушел.

Мой мальчик-слуга работает у меня недавно и к тому же не очень-то расторопен. Он ждет внизу и поднимается наверх в мой кабинет, чтобы проводить пациента, когда я звоню в колокольчик. Слуга ничего не слышал, поэтому все это осталось для меня полной загадкой. Вскоре с прогулки вернулся мистер Блессингтон. Я ничего не стал ему рассказывать, потому что, сказать по правде, в последнее время вообще стараюсь общаться с ним как можно реже.

Я уж и не думал, что когда-нибудь снова увижу этого странного русского с его сыном, поэтому сильно удивился, когда сегодня в то же самое время они опять явились ко мне.

«Боюсь, мне нужно извиниться за то, что вчера я так неожиданно вас покинул», – начал оправдываться мой пациент. – «Признаюсь, меня это очень удивило», – сказал я. – «Понимаете ли, – начал объяснять он, – я, когда прихожу в себя после приступов, почти ничего не помню о том, что было до этого. В голове у меня как будто туман стоит. Вчера я очнулся в какой-то, как мне показалось, странной комнате, вас рядом не было, и я, все еще находясь в тумане, вышел на улицу». – «А я, – вставил его сын, – увидел, что отец спускается к выходу, и, естественно, подумал, что консультация закончена. Только когда мы уже подходили к дому, я начал понимать, что произошло». – «Что ж, – рассмеялся я тогда, – ничего страшного ведь не случилось, кроме того, что вы меня сильно озадачили, так что, если хотите, сэр, пройдемте в мой кабинет и продолжим осмотр, прерванный столь неожиданно».

Примерно с полчаса я обсуждал с этим господином его болезнь, потом выписал ему рецепт и он удалился, опираясь на руку сына.

Я уже говорил вам, что мистер Блессингтон в это время обычно гулял. Скоро он вернулся и пошел к себе наверх, но почти сразу же кубарем слетел вниз и ворвался в мой кабинет. Вид у него был такой, словно он до смерти напуган.

«Кто был в моей комнате?» – накинулся он на меня. – «Никого», – ответил я. – «Врете! – завопил он. – Поднимитесь наверх, сами увидите».

Я пропустил мимо ушей его грубость, потому что впечатление было такое, будто он просто сошел с ума от страха. Когда я проследовал за Блессингтоном наверх, он показал мне несколько следов на светлом ковре.

«Вы что, хотите сказать, что это мои?» – не унимался он.

И действительно, таких больших следов он оставить не мог, к тому же они явно были свежие. Помните, сегодня днем шел сильный дождь, а к нам кроме моих пациентов никто не заходил. Выходит, что молодой человек, сидевший в приемной, пока я занимался его отцом, по какой-то причине поднялся наверх в комнату моего постоянного пациента. Ничего не пропало, все было на своих местах, но следы на ковре указывали на то, что здесь кто-то побывал. Мистера Блессингтона это взволновало чрезвычайно, хотя, конечно же, когда в твою комнату без твоего ведома заходят посторонние люди, это никому не понравится. Он буквально в слезах опустился в кресло, но я так и не смог добиться от него связного объяснения. Кстати, это по его совету я обращаюсь к вам, хотя, если бы не он, я бы, наверное, и сам пришел сюда, поскольку дело это очень необычное, хотя и вовсе не такое ужасное, как представляется Блессингтону. Если бы вы съездили со мной, может быть, вам удалось бы хоть как-то его успокоить. Экипаж ждет. Хотя, если честно, я сомневаюсь, что даже вы сможете объяснить это странное происшествие.

Шерлок Холмс выслушал этот длинный рассказ очень внимательно, из чего я сделал вывод, что он очень заинтересовался. Лицо у моего друга оставалось непроницаемым, как всегда, но веки опустились чуть ниже обычного, а клубы дыма, которые он выпускал из трубки, сгущались, когда доктор рассказывал очередной странный эпизод. После последних слов нашего посетителя Холмс, не говоря ни слова, вскочил, протянул мне мою шляпу, взял со стола свою и устремился к двери вслед за доктором Тревельяном.