Эллери Куин - Четверка червей

— Невероятно! — проговорил Жак Бутчер, переводя взгляд с Джуниуса на Парка. — Но почему? Как могли Парк и Джуниус надеяться выйти невредимыми из всей этой авантюры?

— Парк? Мне кажется, я догадываюсь. Парк, как мне стало известно давно от самого Лу, умирает от рака. У него нет ни цента за душой, а его жена и калека-сын где-то на востоке всецело от него зависят. Он знает, что долго не протянет, а для своей семьи готов на все — такой уж это человек! — лишь бы заработать достаточно денег для их безбедного существования.

Доктор Джуниус? У меня есть некоторые преимущества перед всеми вами: я читал завещание Толленда Стьюарта. В нем он оговаривает выплату доктору ста тысяч долларов, если доктор сумеет продлить ему жизнь до семидесятилетнего возраста. Из текста завещания и даты его написания — оно было составлено, когда старику стукнуло шестьдесят, ровно девать с половиной лет тому назад, — можно судить, что Стьюарт в возрасте шестидесяти девяти с половиной лет. Доктор Джуниус провел почти десять лет своей жизни в сущем аду, чтобы заслужить эти сто тысяч. Он не остановился бы и перед парочкой тривиальных убийств ради достижения этих денег. Но доктор не стал бы рисковать своей шеей, если бы не был уверен, что Стьюарт не доживет до семидесяти. Все это убедило меня, что будучи далеко не здоровым человеком, Стьюарт на самом деле был смертельно болен, и что Джуниус скрывал истину, уверяя всех, будто его пациент всего лишь ипохондрик. Я убежден, что Стьюарт, скончавшийся скоропостижно, умер от своей старой болезни, а не насильственной смертью или от несчастного случая, поскольку Лу в отношении старика всячески старался избегать случайностей или насилия.

— В вас есть что-то от дьявола! — злобно прошипел доктор Джуниус.

— Мне кажется, эта метафора лучше подходит к вам, — возразил Эллери. — И, конечно, это вы снабдили Лу Бзскома морфием и этаминалом натрия в соответствующей дозе — пустячное дело для медика!

— Я согласился на предложение Бэскома, — тем же злобным шепотом сказал Джуниус, — так как знал, что Стьюарт не выживет. Когда он нанял меня девять с половиной лет тому назад, у него была тяжелая язвенная болезнь. Я упорно лечил его, но у него развился рак, что довольно часто случается. Я чувствовал себя… обманутым; я знал, что он вряд ли доживет до семидесяти. Когда Бэском; связался со мной, я согласился участвовать в его замысле. Бэском тоже знал, что старик умирает. В определенном смысле наши… интересы совпадали; мне нужно было, чтобы Стьюарт дотянул до семидесяти, а Бэскому нужно было, чтобы он оставался в живых, пока Блайт и Бонни не… — Он замолк и облизал языком пересохшие губы. — Бэском заранее договорился с Парком на случай, если старик умрет преждевременно, что и случилось. У Парка было много времени, чтобы выучить свою коронную роль…

— Скотина! — презрительно бросила Бонни.

Доктор Джуниус больше ничего не сказал; он молча отвернулся к стене. Старик в постели, казалось, уснул.

— А поскольку у Парка тоже рак, — подытожил Эллери, — он тоже долго не проживет, не так ли? Все складывается превосходно! Когда он умрет, никто не заподозрит, что это не Стьюарт; даже вскрытие подтвердит, что он умер от рака, как и следовало ожидать. А к тому времени у него отрастут настоящие волосы вместо парика и гуммозы на лице, как сейчас. О, это был весьма остроумный план! — Он помолчал и заметил: — Меня от него немного тошнит. Вы хорошо спите по ночам, доктор Джуниус?

Спустя некоторое время Глюке настойчиво вернулся к тревожившему его вопросу:

— Но Бэском ведь не знал, когда умрет старик Стьюарт? Вы так и не ответили мне, каким образом он намеревался держать его под контролем, пока он был жив? Как он мог быть уверен, что старик не составит новое завещание?

— Очень просто. Существовало старое завещание, ныне действующее. Лу оставалось только проследить — очевидно, с помощью Джуниуса — чтобы старик не имел доступа к собственному завещанию. В таком случае, если бы он даже и составил новое завещание, они всегда могли бы его уничтожить, оставив прежнее в силе.

Когда Стьюарт преждевременно скончался, стало даже проще. Вопрос о новом завещании отпадал сам собой. Парк, играя роль Стьюарта, не мог его составить, даже если бы и захотел. Старое завещание как было, так и остается действующим.

Кстати, я был уверен, что Лу обязательно попадется сегодня в ловушку. С умирающим от рака Парком, чьи дни, а возможно и часы были сочтены, Лу не мог позволить Бонни и Таю исчезнуть на неопределенное время. Если бы Парк умер во время их медового месяца, протекающего неизвестно где, весь замысел Лу потерпел бы провал. Ведь он был основан на том, чтобы скрыть истинные мотивы преступления, для чего Бонни должна была умереть прежде, чем умрет ее дед. Если бы Лу убил Бонни — и Тая тоже, поскольку ему ничего другого бы не оставалось, — после смерти Парка, выступающего в роли Стьюарта, его мотивы были бы яснее ясного и выдали бы его с головой. Поэтому я был уверен, что он пойдет на любой риск, чтобы расправиться с Бонни и Таем прежде, чем они исчезнут надолго в неизвестном направлении, и пока Парк еще жив.

Эллери вздохнул и закурил новую сигарету. Никто не произнес ни слова, пока инспектор Глюке с неожиданной тревогой в глазах не окликнул:

— Парк! Эй, вы там — Парк!

Но старик в постели ничего не ответил, — он даже не шевельнулся и ни единым жестом не дал понять, что слышит.

Эллери и Глюке одновременно бросились к кровати. Затем они выпрямились, даже не прикоснувшись к старику, потому что в его безвольно лежащей сморщенной руке заметили маленький пустой флакончик; старик был мертв.

А доктор Джуниус отвернулся от стены и съежился в кресле, хныкая, как ребенок.

Когда Эллери воскресным вечером повернул ключ в своем номере и вошел, захлопнув за собой дверь, швырнув в сторону шляпу и пальто и погрузившись в самое глубокое кресло, он чувствовал себя совершенно опустошенным. Все кости его болели, и голова тоже. Так приятно было просто сидеть здесь, в тихой спокойной гостиной, и не думать ни о чем.

Он всегда чувствовал себя так после завершения трудного дела — усталым, вялым, полностью утратившим жизненную энергию.

Инспектор Глюке снова рассыпался в грубоватых восхвалениях; были приглашения, благодарности, теплый поцелуй Бонни и молчаливое крепкое рукопожатие Тая. Но он сбежал от всего этого, чтобы побыть одному.

Эллери медленно закрыл глаза.

Чтобы побыть одному?

Это было не совсем так. Черт побери, опять он анализирует! Но на сей раз его мысли концентрировались вокруг более приятного предмета, чем убийства. Каковы его чувства к Поле Пэрис? Жалеет ли он ее из-за ее странного душевного расстройства, потому что она сидит взаперти в своих уединенных комнатах и лишает мир возможности наслаждаться общением с нею? Жалеет? Нет, только не это. Если быть откровенным, ему даже нравится, когда он бывает у нее, чувствовать, что они одни, что весь мир отгорожен от них. Почему так происходит?