Эмиль Габорио - Дело № 113

— Она поступает так по моему совету.

— В таком случае мне остается только одно удовольствие — это признать себя дураком.

— Нет, нет, — возразил мягким тоном Лекок, — ты не совсем еще дурак. Ты только виноват в том, что взялся за дело, которое тебе не по силам. Ну, подвинул ли ты следствие вперед хоть на один шаг? Нет! А все это оттого, что у тебя не хватает хладнокровия. Прими же от меня в подарок один афоризм, запомни его, и пусть он послужит тебе на пользу: «Кто желает быть первым, пусть будет последним».

— Значит, вам известен уже и виновный?

— Столько же, сколько и тебе, даже меньше: ты уже составил себе хоть какое-нибудь убеждение, а я до сих пор не имею никакого. Ты утверждаешь, что виновен не кассир, а сам банкир, а я даже не берусь сказать тебе, прав ты или не прав. Я взялся за дело уже после тебя и сделал в нем только первые шаги. Я уверен, что самое главное в нем — это одна только царапина на дверце кассы. Вот и все мое убеждение!

Лекок взял со стола сверток, развернул его и разложил перед собою массу рисунков. На одном из них была сфотографирована дверца кассы. Все мельчайшие подробности ее были воспроизведены с громадной точностью. Сразу можно было узнать пять подвижных кнопок с выгравированными на них буквами и узкую замочную скважину, выступавшую бугорком на дверце. Царапина была воспроизведена с замечательной чистотой отделки.

— Вот наша царапина, — указал Лекок. — Она идет сверху вниз, от самой скважины, по диагонали, и — заметь это — слева направо, то есть, другими словами, со стороны двери, ведущей к потайной лестнице из апартаментов банкира.

— Это совершенно верно, — отвечал Фанферло.

— Конечно, ты думаешь, что эту царапину сделал автор кражи? Посмотрим, прав ли ты. У меня есть маленькая железная касса, выкрашенная так же, как и у Фовеля, в зеленую краску. Вот она. Возьми ключ и попытайся-ка ее исцарапать.

Сыщик немедленно повиновался приказанию и с силою стал проводить по краске ключом.

— Черт возьми! — воскликнул он после двух или трех раз. — Краска-то не поддается!

— Совершенно верно. Следовательно, та царапина была сделана не дрожавшею рукою вора, который не попадал, как ты думаешь, в скважину ключом, а кем-то другим.

— Вот так история! — воскликнул пораженный Фанферло. — А мне это даже и в голову не приходило, что кем-то другим.

— Чего тебе! Я и то ломал голову над этим целых три дня и только вчера лишь догадался! Теперь давай вместе исследуем, правильны ли мои предположения, чтобы считать их отправной точкой в моих исследованиях.

И, оставив фотографию, он подошел к двери, которая вела из его кабинета в спальню, достал ключ и сжал его в пальцах.

— Подойди сюда, — обратился он к Фанферло. — Стань здесь, сбоку от меня… так. Предположим теперь, что я желаю отпереть эту кассу, а ты хочешь, чтобы я ее не отпирал. Когда я коснусь ключом скважины, что ты сделаешь первым делом инстинктивно?

— Я схвачусь обеими руками за вашу руку и быстро потащу ее к себе, чтобы вы не попали в замок ключом.

— Совершенно верно. Давай-ка сделаем репетицию!

Фанферло повиновался и ключ который Лекок уже держал у скважины, отдернутый в сторону, скользнул по дверце и провел по ней черту точь-в-точь такую же, как и на кассе Фовеля, сверху вниз и по диагонали справа налево, в том самом виде, как это было указано на фотографии.

— Так, так… — удивился Фанферло.

— Теперь ты понимаешь?

— Понял! Теперь уж поймет и грудной младенец. Ах, какой вы удивительный человек! Точно вы там были сами! Итак — один воровал, а другой удерживал его от этого воровства. У кассы было двое лиц, это так ясно, так очевидно, что теперь уж я и сам убежден…

— Ну а как ты думаешь, какие могут быть последствия от этого предположения?

— Мое чутье не обмануло меня: кассир невиновен.

— Почему?

— Потому что кто ему может помешать открывать кассу, когда ему вздумается? Станет он приглашать свидетеля присутствовать при краже! Как же!

— Совершенно справедливо. Но в таком случае невиновен и банкир! Сообрази-ка хорошенько!

Фанферло подумал, и все его одушевление исчезло.

— Это верно, — сказал он тоном горького разочарования. — Это верно. Но что же теперь нам делать?

— Искать третьего воришку, который теперь расхаживает на свободе.

— Но ведь это же невозможно, невозможно! Ведь только Фовель и его кассир имели ключ, да и то с ним не расставались никогда.

— Извини, пожалуйста, но накануне кражи ключ банкира лежал у него в письменном столе.

— Одного ключа мало, надо было еще знать слово.

— А какое это было слово?

— Жипси.

— Да ведь это имя любовницы кассира! Пожалуйста, подумай получше! В тот день, когда ты найдешь человека, достаточно расположившего к себе Проспера, чтобы выведать от него это слово, и настолько принятого в семье Фовеля, чтобы проникнуть к нему в спальню, — в тот самый день преступник будет у тебя в руках и загадка будет решена.

Эгоист, как и все великие артисты, Лекок не любил ни у кого учиться и не нуждался ни в чьих услугах. Он работал на свой страх, не выносил сотрудников и не желал делиться с ними ни радостями триумфов, ни горестями поражений.

И Фанферло казалось странным, что Лекок, которого он знал так хорошо, обращается к нему не с приказаниями, а с советом.

— Можно подумать, — сказал он, — что в этом деле замешан ваш личный интерес.

Лекок нервно вздрогнул.

— Что это за тон! — строго спросил он. — Кажется, господин Фанферло сует свой нос дальше, чем следует?

Фанферло стал подыскивать извинения.

— Ладно, ладно! — перебил его Лекок. — Я буду головой, а ты руками. Один, с твоими предвзятыми идеями, ты никогда не отыщешь вора. Будем работать вместе, и мы его найдем, — пусть буду я не Лекок!

— Да уж стоит только вам приняться за дело!

— Я уже принялся за него, и вот уже четвертые сутки, как я кое-что узнал. Только помни: у меня есть свои соображения на то, чтобы не выступать в этом деле открыто. Что бы ни случилось, я запрещаю тебе упоминать мое имя. Если мы поймаем вора, успех этот будет принадлежать только тебе. Кроме того, не суйся ты с носом, куда тебя не спрашивают, и довольствуйся только одними моими указаниями.

— Я буду скромен…

— Рассчитываю на это. Для начала же возьми вот эту фотографию кассы и снеси ее к судебному следователю. Ты ему объясни все, точно от себя лично, повтори перед ним в лицах всю ту комедию, которую мы сейчас с тобой разыграли, и — я убежден — он отпустит кассира на волю. Чрезвычайно важно, чтобы Проспер находился на свободе, так как с него-то я и начну свои операции.

Сияя от радости, Фанферло свернул фотографию, взял шляпу и приготовился уже уходить, как Лекок жестом остановил его.