Эмиль Габорио - Дело № 113

Глядя на него, жили широко и оба его сына. Младший, Луи, проводил время в вечных поисках за приключениями, пил, играл, много проигрывал. Старший же, Гастон, старался идти в уровень с эпохой, работал, читал и тайком получал журналы, одно заглавие которых казалось его отцу кощунством.

Невдалеке от замка Кламеран находился замок Вербери, не такой внушительной наружности, как первый, и построенный не с такими претензиями, но очень красивый. Здесь жила вечно судившаяся и вечно проклинавшая свою судьбу графиня Вербери. Это была высокая, худая женщина с резкими чертами лица и характера, надменная, презрительно и холодно относившаяся ко всем, кого она считала ровней себе, и жестоко к тем, кто был ниже ее по общественному положению.

У нее была единственная дочь, восемнадцатилетняя девушка, Валентина, бледная, хрупкая, со светлыми волосами и большими пугливыми глазами; о ее красоте говорили далеко на берегах Роны. Часто ее видели с книжкой в руке, сидевшею у самой воды под большим деревом в белом платье, с прекрасными полураспущенными волосами, и прозвали ее «феей Вербери».

Старый Кламеран презирал графиню Вербери, и она ему платила тем же. Но они были соседи, настолько близкие, что Кламеран мог видеть, как собаки Валентины бегают по аллеям парка Вербери, а графиня каждый вечер имела удовольствие поглядывать на ярко освещенные окна столовой Кламерана. И как только зажигались в ней огни, графиня каждый день, в определенный час и определенным тоном, в котором звучали неприязненные нотки, восклицала:

— Ну, опять начинаются оргии!

Между двух замков протекала Рона, быстро катившая свои струи, но был между этими двумя семьями еще и другой забор, более непроходимый, чем Рона, который трудно было бы устранить или разрушить.

Что же это за забор? Откуда он?

На этот вопрос затруднились бы ответить даже сами графиня и маркиз.

Говорили, что еще при Генрихе IV или Людовике XIII один из Вербери обольстил и бросил одну из Кламеран. Обольщение это повлекло за собою дуэль; сверкали мечи, было пролито много крови. Но это не все. Однако же на этой канве, полуисторической, полулегендарной, сложилось поверье, переходящее из уст в уста и от поколения к поколению, которое из этого простого события сделало целую трагедию, полную ужасов, вероломства, крови и слез.

Вот почему случилось то, что должно было случиться и что так часто происходит в жизни и описывается в романах. Случилось то, что Гастон, увидав на празднике Валентину, пленился ею. А Валентина заметила Гастона и не могла о нем не думать. Но было столько препятствий!.. В течение целого года каждый из них ревниво скрывал свой секрет. И этот год, полный радостных и опасных воспоминаний, должен был решить их будущее. За первым сладким впечатлением последовало нежное чувство, а затем пришла любовь. А уединение только способствует превращению любви в пылкую страсть.

В один из майских вечеров, когда госпожа Вербери уехала в Бокер, Гастон неожиданно проник в парк и предстал перед Валентиной. Она не удивилась и не обиделась. Взявшись под руку, они долгое время гуляли вместе по аллеям парка. Они говорили между собою только о любви, они знали, что любят друг друга, и со слезами на глазах признавали то, что любовь их безнадежна. Они понимали, что любовь их никогда не восторжествует вследствие глупых отношений между их семьями. Они сознавали, что всякая попытка с их стороны считалась бы безумием, и клялись вечно любить друг друга, но больше уже не встречаться никогда.

Но, увы! Валентину можно было вполне извинить. С робкой, любящей душой, она должна была всякий раз подавлять в себе желание быть нежной с матерью вследствие ее холодного, сурового с ней обращения. И никогда между Валентиной и госпожой Вербери не существовало тех интимных отношений, благодаря которым мать читает в сердце своей дочери как по открытой книге. В своей дочери госпожа Вербери ценила одну только наружность, и больше ничего.

— Вот настанет осень, — говорила она, — заложусь и повезу дочь в Париж. Буду ее там вывозить, и, возможно, к ней присватается какой-нибудь богатенький женишок, который пленится ее глазами и женится на ней. А то и мне самой бедность надоела!

И это она называла любовью к дочери!

И благодаря такой любви и второе свидание влюбленных не было последним. Гастон давал Валентине сигнал, зажигая свечу в одном из окон замка Кламеран, и через четверть часа уже был у ее ног. Каковы же были их намерения, их надежды? Увы, они ничего не ожидали, ни на что не надеялись. С закрытыми глазами, не рассуждая и ничего не боясь, они отдались вполне своему счастью. Не пугаясь тяжкого пробуждения, они предавались счастливому сну настоящего.

И они думали, что никто не узнает об их тайне, а между тем уже давно история об их любви и их свиданиях стала переходить из уст в уста.

Как-то вечером невдалеке от берега они заметили темную тень, которая оказалась баркой, плывшей по течению.

— Это запоздалый рыбак, — сказали они. — Он возвращается домой.

Но они ошиблись. Это был шпион, который подглядел за ними, чтобы потом рассказать о них с тысячами прикрас.

В начале ноября Гастон и сам узнал об этом.

От долгих, упорных дождей Рона вздулась. Боялись наводнения. Пускаться через реку вплавь было бы смешно, и Гастон отправился в Тараскон, чтобы там перейти через мост и левым берегом добраться до замка Вербери. Валентина поджидала его к одиннадцати часам. В Тарасконе он встретил приятеля и зашел с ним пообедать в гостиницу «Три императора». После обеда они отправились в маленькое кафе на ярмарочной площади. Кафе оказалось полно народу: Гастон с приятелем потребовали себе пива и стали играть в бильярд. Не доиграв партии и до середины, Гастон вдруг услыхал взрыв смеха у одного из столиков, стоявших в глубине. Поиграв еще с минуту, он вдруг побледнел, положил кий на бильярд и бросился к столу. Вокруг него сидели пять человек, играли в домино и пили красное вино.

— Повторите еще раз то, что вы сейчас сказали, — обратился Гастон к одному из них, по имени Жюль Лазе. — Потрудитесь немедленно повторить!

— А кто мне в этом помешает? — спокойно отвечал Лазе. — Я сказал сейчас и могу это снова повторить, что девушки высшего сорта ведут себя хуже, чем мещанки.

— Но вы упомянули сейчас имя!

— Да, я произнес сейчас имя этой хваленой феи Вербери!

Все посетители поднялись со своих мест и окружили разговаривающих. По вызывающему тону Гастона они подумали, что он придирается к Лазе, и Гастон понял, что они на его стороне и что он сам окружен врагами. Но он был не таков, чтобы отступать даже и в том случае, если бы их было не пятнадцать — двадцать, а целые десятки.

— Это подло! — воскликнул он, задрожав от гнева. — Подло и мерзко говорить гадости о девушке, мать которой вдова и у которой нет ни брата, ни отца, чтобы заступиться за ее честь!