Серж Запольский - Достояние Англии. Книга 1. Тайна испанского манускрипта

Платон, деловито и сосредоточенно, абордажным топором прорубал себе просеки в толпе врагов, и вид его был ужасен – просто чёрный бог войны. Рядом с ним коренастый боцман Билли Джонс, размахивающий саблей и делающий резкие выпады и отскоки, казался не опасным, но он уже смог ранить или даже убить испанца. Тот опрокинулся и рухнул через два сцепленных борта. К боцману бросился следующий корсар.

Рулевой Скайнес сражался копьём, и оно в его длинных руках доставало противников, не подпуская близко для ответного удара. Плотник Шелтон выстрелил в нападающего, швырнул свой разряженный пистолет в другого испанца, подскочил к нему и снизу, из-под руки, перерезал ножом ему горло. Мистер Трелони оттеснил к борту своего противника, сделал выпад и пронзил его шпагой. К нему ринулся другой корсар.

– Джордж! – отчаянно заорал капитан, стараясь перекрыть гул сражения. – Слева!

Сквайр повернулся, тут же отпрыгнул прочь и только потому остался жив. И всё-таки сабля корсара полоснула его по лицу. Хлестнула кровь, сквайр охнул, схватился за щеку, не выпуская шпаги, и осел на подогнувшихся ногах. Капитан выстрелил в корсара и бросился к сквайру. Он положил его у борта, прикрыв своим телом, оттянул с его лица, закопчённого пороховым дымом, окровавленную руку и посмотрел.

Потом сказал глухим голосом:

– Ну, полно, полно… Всё хорошо. Глаз не задет, а доктор вас лихо заштопает. Полежите тут, не высовывайтесь.

Вскочив на ноги, капитан, завизжал по-звериному и бросился в самую гущу мясорубки.

Но мистер Трелони не мог лежать тихо. Немного оправившись от потрясения, он стал поглядывать по сторонам и даже ткнул шпагой в пробегавшего мимо испанца. Другую руку он держал у лица, с неё по локтю струилась кровь и капала на палубу – сквайр быстро терял силы.

А между тем шум боя постепенно стихал. Англичане, перебравшись на испанский капер, загнали последних корсаров на корму, часть перебили, оставшиеся сдались: их швырнули в трюм и закрыли там.

Это была победа! Англичане оглядывались по сторонам, тяжело дыша, остывая от битвы, опустошённые, растерзанные и бледные. Капитан бросился назад на «Архистар»: её палуба была усеяна трупами, крошевом деревянных обломков и обрывками парусины и канатов.

Он увидел доктора Легга: тот с засученными и окровавленными рукавами, стоял на коленях перед мистером Трелони, который был без сознания. К капитану подошли штурман Пендайс и боцман Джонс – они были изрядно растерзаны, но живы. Постепенно вокруг капитана собиралась команда.

– Доктор, каковы наши потери? – затравленно выговорил капитан, он боялся услышать страшное.

Доктор поднял на него сосредоточенные ясные глаза. Сказал:

– Представьте себе, все живы. Канониру Хоксли отдачей пушки покалечило ногу… В спешке один его помощник банником плохо вычистил ствол, и когда стал забивать внутрь новый картуз, порох вспыхнул от жара. Помощника здорово обожгло… Несколько матросов сбило с ног обломками фальшборта*, наиболее покалеченных я уже перевязал. Пара лёгких пулевых ранений. Три рубленые раны. И вот Джордж… Помогите мне его перенести, я хочу зашить ему щёку.

По мере того, как доктор рассказывал, взгляд капитана прояснялся, морщины на лбу разглаживались, носогубные складки исчезали.

– Платон, помоги доктору, – приказал капитан.

– Есть, сэр, – ответил тот. – Рад, что вы живой, сэр!

Платон опять улыбался и походил на потрёпанного мальчишку. Он взял мистера Трелони на руки и понёс за доктором. Капитан проводил их долгим взглядом и, повернувшись к штурману, сказал:

– Пендайс, я вижу, что наша оснастка порвана в клочья.

– Да, сэр, – прохрипел штурман. – И шестифунтовое ядро насквозь прошило грот-мачту, на которой и без того много глубоких выбоин. От гафельного грота и марселя остались лоскуты. И так, по мелочи. Но, очень много, вот дерьмо!

– Джонс, – капитан обратился к боцману. – Поставь экипаж на соединение и сплеснивание тросов и концов… Пусть латают паруса и как можно скорее. Мёртвых – за борт. Плотника – на заделку борта и поправку грота!

Тут капитан запнулся, нахмурил брови и потёр лоб. Почему-то при имени плотника Шелтона его пронзила неприятная мысль, какое-то воспоминание, неясное ощущение, связанное с боем, причину которого он понять не мог, как сейчас не старался. Это было странно, но времени на раздумье не было – к нему уже подходил кок Пиррет, и капитан сказал ему:

– Пиррет, сообрази нам послештормовой завтрак… Что-нибудь вкусное. И выдать всем рома, конечно. А впрочем, чтобы бы ты нам сейчас не сделал, всё будет хорошо. Лишь бы побыстрее.

Капитан уже улыбался, взгляд его повлажнел, он громко обратился к команде:

– А ведь нас чуть было не потопили, братцы, на корм рыбам… Мы чудом отделались… Но теперь у нас есть отличный приз. Надеюсь, мы дотащим этого капера на буксире до Барбадоса и получим за него хорошие деньги… И я рад, что вы все живы! А сейчас – за работу.

Когда мистера Трелони внесли в форпик, он очнулся и стал невнятно требовать, чтобы доктор сначала оказал помощь другим раненым. Он всё повторял заплетающимся языком:

– У меня – так… П-пустяки… Только с-щека.

– Вы потеряли много крови, Джордж, не спорьте и молчите, – перебил его доктор. – Лежите смирно. Раненых у нас немного, я их всех уже обработал. Один вы у меня остались…

И повернувшись к Платону, он сказал:

– Плохо, что он пришёл в себя. Держи его крепче – вдруг начнёт вырываться.

Но мистер Трелони не вырывался. Оглушённый добрым глотком рома, обессиленный, почти в забытьи, он лежал тихо всё время, пока доктор, бормоча про себя в сердцах, зашивал ему щеку, и только мелкое дрожание ног сквайра говорило, что он в сознании.

Закончив шить, доктор сказал, вставая:

– Хорошо, что нас сейчас не качает… Получилось всё почти ровно.

****

Жара давила на «Архистар».

Море слепило глаза, и смотреть вдаль из вороньего гнезда капитану было ужасно трудно: внезапно навалилась усталость, а веки отекли свинцовой тяжестью. Но он сам выбрал себе эту вахту, отпустив спать всю команду, кроме вахтенного на склянках. Люди падали с ног, им нужен был отдых хотя бы на короткое время.

Ветер над морем стих, и дым из трубы камбуза ложился по палубе, смешиваясь с остатками запахов рома, варёной солонины и акульего мяса. В этой дремотной тишине удары склянок раздавались, как сквозь пуховую перину. Капитан потряс головой и подумал, что если сейчас на них наткнётся француз или испанец, то их передавят, как слепых котят.

Солнце медленно катилось к вечеру… Хотелось пить… Мысли путались…

Проснулся он внезапно – кто-то тряс его за плечо. Это был Платон, который залез на фок-мачту. Капитану стало неловко, что его застали спящим. Ноги его затекли от неудобного положения в бочке, но он ощущал себя посвежевшим и отдохнувшим. Казалось, что утреннее сражение было давно, или не с ним, или во сне, или, вообще, не в этой жизни. Стоял мёртвый штиль, шхуна едва качалась на пологих и длинных волнах.