Серж Запольский - Достояние Англии. Книга 1. Тайна испанского манускрипта

– А вот явная вариация, но уже французская, и тут вдобавок есть росчерк… А уж это такая вещь, что такой шрифт ни с чем не сравнить… Так что, кажется, душу бы за него отдал!

Глаза Томаса сияли, он даже словно бы ростом стал выше. Дамы глядели на него изумлённо, а капитан улыбался. Он знал за своим другом такую особенность, когда тот молчит-молчит, да как заговорит… И тогда уже и в звуке его голоса, и в глазах, и во всём облике заключено было не меньше красноречия, чем в голосе.

Тут же миссис Трелони, воодушевившись, заказала Томасу реставрацию двух стульев эпохи королей Тюдоров, которые запомнились капитану в день похорон своим великолепием и неудобными спинками… Поэтому завтра же Томас с инструментами должен прийти в дом работать!

А капитан подумал, что страсть – это единственный фактор, доводы которого всегда убедительны, и человек бесхитростный, но увлечённый страстью, может воодушевить скорее, чем красноречивый, но, увы, равнодушный.

Потом все принялись за подзорную трубу, опять вертели и вытягивали её по-разному, только что не нюхали и не тёрли, да и то потому, что труба и так сияла, как новенькая.

Затем капитан взял пенковую курительную трубку, – все смотрели за его сильными руками как зачарованные, – и стал рассказывать:

– Пенка… Материал этот в силу своей пористости впитывает из табака влагу и дёготь, делая дым прохладным и сухим, а сами трубки окрашивая со временем в красивые коричневые тона. А из этой трубки, судя по всему, совсем не курили… Мне кажется, она не предназначена для повседневного курения…

Он стал рассматривать трубку внимательно со всех сторон – резьба на трубке была бессюжетная, просто извилистые арабески. Потом он разъединил чашку трубки с чубуком, и тоже осмотрел, и заглянул внутрь чашки – ни печатей, ни надписей на трубке не оказалось.

После этого все опять взялись за манускрипт, рассмотрев его в лупу досконально. Потом документ смотрели на просвет над пламенем свечи, потом нагревали у камина, потом по выборочным местам тёрли лимонным соком, смачивали молоком и опять грели у камина. Всё оказалось тщетным.

Томас вдруг нетерпеливо вскричал:

– Ах, Дэниэл! Ну, сделай же ещё что-нибудь!

– Что? – воскликнул капитан, он тоже едва сдерживал раздражение. – Что мне ещё сделать?.. Постоять на голове, помахать руками, попрыгать? Точно! Сейчас мы все попрыгаем!

Атмосфера в комнате накалилась. И тогда Сильвия, всё это время молчавшая, вдруг сказала:

– Надо начать всё сначала.

И достала мешочек покойного отца.

На свет опять были извлечены кружева, забытые всеми, как явная безделица. Моток развернули и рассмотрели. Это были самые обычные брабантские кружева длиною чуть более фута. Искусной рукой юной кружевницы в вязь кружева была вплетена золотая площёнка – тонкая нить из золота, которую отбили ювелирными молоточками, отчего та стала поблёскивать неодинаково. Но площёнка виднелась только в середине кружевной ленты, а по краям золотое плетение вдруг обрывалось, будто осыпалось. К тому же кружево было безнадёжно испорчено: в середине кружевного полотна, среди золота площёнки, виднелись разновеликие дырочки, словно сожжённые искрами треснувшего от невыносимого жара полена. Что же, очень естественное дело, когда сидишь рядом с камином…

Кружево покрутили, а потом капитан и Томас распрощались с дамами. Капитан был задумчив. Томас уходил, весь переполненный мыслями о завтрашней работе: он перебирал в уме список инструментов и материалов. Миссис Трелони пошла к себе под впечатлением новых фактов и своих соображений.

А Сильвия… Мисс Сильвия была просто в отчаянии! Белый свет ей был не мил: она заметила, что капитан Линч разговаривал всё время только с матерью и за весь вечер не посмотрел на неё ни разу!

****

Томас и капитан молча шли к порту по тёмным улицам.

Потом капитан остановился, подошёл к светящемуся окну таверны и вытащил из-за обшлага письмо. Оно было надушено. У капитана от этого знакомого и щемящего аромата что-то сжалось внутри.

В письме лёгким изящным почерком миссис Белью было написано: «Мой сказочный! Ты давно вернулся, а между тем не написал мне ни строчки, ни словечка. Я начинаю сердиться… Если хочешь загладить свою вину, приходи ко мне завтра. Муж уезжает в имение на несколько дней, с собой берёт всю прислугу. В доме останется только Сьюзен, моя горничная… Надеюсь, твои оправдания будут такими же весомыми и пылкими, как и раньше. Твоя М.»

Капитан грустно улыбнулся, скомкал бумагу в тугой шарик и бросил под окна на замусоренную землю. Томас по своему обыкновению ничего у него не спросил. Не то, чтобы Томас был невнимателен к делам капитана, нет. Просто всё внимание его всегда будто бы было поглощено чем-то таким, что и сказать затруднительно. Да он и сам – проси его, не ответил бы на это ничего.

Когда друзья отошли от таверны, из уличной тьмы появился некто в чёрном плаще, подошёл под окна, наклонился и, подобрав что-то с земли, в тот же миг растворился в ночи.

****

Капитан стоял на кухне и смотрел на большой котёл с водой на плите. Под котлом не было огня, но он знал, что вода в нём давно уже кипит: низкий белый пар широкой вуалью стелился над чёрной поверхностью воды и уходил в воздухоочиститель, мерно рокочущий в тишине. Капитан поднял котёл, собираясь переставить его, но от неловкости выплеснул кипящую воду на керамогранит пола. И тогда прямо под плитой он увидел голенького младенца – мёртвое, скорченное тельце девочки. В ужасе от случившегося, он упал на колени, заплакал, завыл по-звериному, стискивая руками голову, словно хотел раздавить, словно хотел оторвать её, и проснулся…

Он лежал на постели, по щекам его текли слёзы.

Капитан вышел на палубу. Рассветало, и наступало время, когда над землёй всходит солнце. Встретив спокойный взгляд вахтенного матроса, он очнулся от сонного наваждения и сразу успокоился.

Позднее им была послана к миссис Белью записка такого содержания: «Очаровательница, прости, прости! Я всё время занят неотвязными делами и не смогу прийти к тебе. С трепетом склоняюсь к земле и целую кончики твоих туфель, хотя мой взгляд, и мои губы, и само моё сердце хочет подняться выше… И ещё чуть выше… Д. Л.»

Да-а, мужчины ХVIII века умели сочинять письма…

Днём миссис Трелони опять пригласила капитана к себе. Как она ему объяснила, чтобы познакомиться с «ловким» человеком, которого посоветовал ей любезный банкир Саввинлоу для розысков убийц мужа. Но если бы даже она не пригласила капитана, тот всё равно пришёл бы, потому что его неудержимо влекло в этот дом, а почему – он и сам не понимал, настолько смутны и неясны были его чувства.

В первые минуты визита он и миссис Трелони беседовали в гостиной. Скоро к ним присоединилась Сильвия, одетая в простое и милое платье. Она сухо поздоровалась с капитаном и молча села возле матери.