Найо Марш - Пение под покровом ночи. Мнимая беспечность [сборник: 20, 21]

— Сдается мне, Монти, — заметил Гэнтри, — нам придется прибегнуть к услугам адвокатов.

Марчант окинул его задумчивым взглядом.

— Воля ваша, имеете полное право, — сказал Аллейн. — Вы также имеете право не отвечать на любой или все вопросы до тех пор, пока не прибудут ваши адвокаты. Допустим, вы выслушаете все вопросы, ну а уж затем решите.

Марчант, который рассматривал свои ладони, поднял глаза на Аллейна и поинтересовался:

— Что за вопросы?

Остальные участники этого действа беспокойно задвигались.

— Первое. Какое именно положение занимала в фирме «Марчант и компания» миссис Темплтон, уместнее в данном случае будет сказать — мисс Беллами?

Марчант приподнял брови.

— Была ведущей и выдающейся актрисой, игравшей главные роли в спектаклях, субсидируемых нашей компанией.

— Имелись ли у нее другого рода деловые интересы?

— Разумеется, — тотчас ответил Марчант. — Ей принадлежал контрольный пакет.

— Монти! — воскликнул Берти.

— Но мальчик мой дорогой, это бы непременно выяснилось, стоило только взглянуть на список держателей акций.

— И долго она занимала это положение?

— С 1956 года. До этого все права на владение принадлежали ее мужу, но в этом году он перевел все на нее.

— Вот уж не знал, что у него были финансовые интересы в театральном мире.

— Насколько мне известно, других просто не было. После войны мы столкнулись со значительными трудностями. И нам, как и многим другим организациям того же рода, грозил полный коллапс. Можно сказать, Чарльз просто спас нас.

— Но когда решился на это, наверняка находился под влиянием жены, связанной с управляющей фирмой?

— Да, это она уведомила его о проблемах. Но, по моему мнению, решающую роль сыграл тот факт, что он верил в перспективы нашего оздоровления и расширения.

— Так почему же все-таки он передал свою долю ей, вам это известно?

— Нет, не знаю, могу только предположить. Он был слаб здоровьем. И еще он был… очень преданным мужем. Нечто вроде предсмертного распоряжения.

— Да, понимаю.

— Здесь так жарко, — сказал Марчант и расстегнул пальто. Подскочил Фокс, помог снять. Марчант уселся и закинул ногу на ногу. Он выглядел по-прежнему очень элегантно. Все остальные не сводили с него глаз.

Отворилась дверь, вошел доктор Харкнесс. Кивнул Аллейну и сказал:

— Ему лучше, но думаю, с него уже достаточно.

— С ним кто-то есть?

— Старая нянька. Он немного успокоился. Но предупреждаю, пока никаких визитов.

— Понял.

Доктор Харкнесс уселся на диван, а Аллейн вновь обернулся к Марчанту.

— Будучи, как вы сказали, держателем контрольного пакета акций, — начал он, — миссис Темплтон, видимо, полагала, что обладает властью. И что с ней должны считаться все остальные служащие, нанятые компанией.

Марчант слегка опустил веки над почти бесцветными глазами.

— Я не совсем понимаю, о чем вы говорите, — заметил он.

— Все считают, что она была женщиной очень вспыльчивой. К примеру, не далее как сегодня днем она, как нам сообщили, закатила нешуточный скандал. В оранжерее.

Напряжение в комнате возрастало и достигло, казалось, своего пика. Сравнить это напряжение можно было разве что с натянутой тетивой лука, однако ни один из присутствующих не заговорил.

— Да, она могла показать характер, — холодно произнес Марчант. — Если был подходящий случай.

— И сегодня как раз и был тот самый случай?

— Вот именно.

— Могу ли я предположить, что она заговорила о полном разрыве столь долгих отношений с вашим управлением? И отстаивала эту свою позицию?

— Боюсь, не совсем вас понимаю.

— Что ж, придется выразиться грубее и конкретнее. Если бы она, допустим, потребовала бы, чтобы вы не подписывали больше контрактов, ну, скажем, с мистером Гэнтри, или мистером Сарацином, или же с Пинки Кавендиш, вы бы пошли на уступку?

— Я бы поговорил с ней по душам и убедил успокоиться.

— Ну а если бы она продолжала стоять на своем? — Аллейн выждал немного, затем рискнул: — Признайтесь, она выдвинула вам некий ультиматум сегодня, ведь так?

Сарацин вскочил на ноги.

— Ну вот! — вскричал он. — Что я вам говорил? Кто-то проболтался, наговорил всякой ерунды, и теперь мы все из-за этого страдаем. Я же говорил, надо самим всё рассказать, как было, честно и прямо, и оказался прав!

— Ради бога, придержи язык, очень прошу тебя, Берти, — попросил Гэнтри.

— А что нам толку от этой игры в молчанку? — Сарацин указал на Уорендера. — Среди нас затесался чужак, он-то и наговорил черт знает чего. Готов поспорить с тобой, Тимми. Поспорить на что угодно.

— Полный вздор! — взревел Уорендер. — Сами не понимаете, о чем говорите, Сарацин!

— Да тьфу на вас! Это вы рассказали инспектору, или командиру, или этой так называемой шишке, не знаю, кто он там. Вы ему рассказали.

— А вот и нет, — заметил Гэнтри. — Ты сам ему все сказал. Ты просто дурак, Берти!

Тут Пинки Кавендиш, которая, видимо, дошла до крайней точки кипения, не сдержалась и выкрикнула:

— Ну почему, ради всего святого, нам всем не признаться, что мы не умеем увиливать от прямых ответов? Я могу и признаюсь. Свободно и без всяких предубеждений утверждаю: вы этого просто боитесь! Более того, я собираюсь рассказать все, как есть. Послушайте, мистер Аллейн, вот что произошло со мной в оранжерее. Мэри обвинила меня в заговоре против нее. И сказала Монти, пусть выбирает: или я, или она. Пусть руководство само решает. Вот так. А если уж быть откровенной до конца, могу уверить вас, руководство решило бы всё в ее пользу. Сам знаешь, Монти, и всем нам это тоже прекрасно известно, что с ее именем и рангом звезды Мэри стоила куда больше меня, если речь идет о кассовых сборах и благосостоянии фирмы. Вот так! Не далее как сегодня утром ты дал мне первый шанс проявить себя по-настоящему. Главную роль, и это было согласовано с руководством. А Мэри запросто могла, если бы захотела, погубить меня. Но убить ее я была не способна. Тут шансов у меня имелось не больше, чем занять ее место на сцене и играть в тех комедиях, где публика ходила только на нее. А когда актриса признается в таких вещах, — добавила Пинки, обращаясь к Аллейну, — можно поставить на кон последний доллар, что она говорит дело.

Аллейн заметил:

— Если бы вы с той же прямотой и пылом выступали на сцене, мисс Кавендиш, то никто бы не решился и пальцем вас тронуть. — Он оглядел аудиторию, взволнованную этой речью Пинки. — Может, у кого-то есть что добавить?

После паузы Ричард заметил:

— Целиком присоединяюсь к словам Пинки и могу добавить, что, как вам всем известно, и я был вовлечен в эту историю. Даже в большей степени, чем ты, Пинки.

— Дики, дорогой! — со всей теплотой воскликнула Пинки. — Нет! Не надо, что ты делаешь? Выставляешь комедию на открытый рынок и наблюдаешь за тем, как люди из управления щелкают зубами, точно голодные волки!