Найо Марш - Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры [сборник: 26, 27]

Гости же в полном составе удалились в будуар. Билл-Тасман сказал, что на данный момент это единственная прибранная и вообще «жилая» комната во всей усадьбе.

Здесь компания еще немного порассуждала об исчезновении камердинера и выпила на посошок — все, за исключением Трой, которой к тому моменту сделался противен сам вид алкогольных напитков. Еще два бокала ромового пунша Хилари смешал «навынос» — миссис Форрестер захотела взять их с собой в спальню.

— Если Фред проснулся, наверняка захочет выпить. А если нет…

— Тогда вам не составит труда осилить оба стакана, правда, тетушка?

— Ни малейшего, — согласилась та. — Спокойной ночи, миссис Аллейн. Премного вам обязана. Спокойной ночи, Хилари. Спокойной ночи, Смит. — Затем она пристально поглядела на Крессиду. — И тебе доброй ночи.

— Что я такого сделала?! — возмутилась невеста Хилари, когда миссис Форрестер ушла. — Твои родственники, дорогой, сведут меня с ума.

— Ты же знаешь тетю Клумбу, любимая. Чуть не лучше всех нас. Нам остается только посмеиваться.

— Ха. Ха. Ха. Можно подумать, это я Маулта похитила. Ага. Упаковала и засунула в шкафчик для обуви… — Тут Крессида вдруг осеклась и воздела к небу палец. — A кстати! Шкафы кто-нибудь обшаривал? Серванты, буфеты?..

— Детка, да неужели он сам забрался бы в шкаф? Ты говоришь о нем как о трупе, — проговорил Хилари с каким-то смущением.

— Вот если б моего мнения спросили, хотя, конечно, никто не спрашивает, — вмешался Смит, — то я вот что думаю: все вы тут пóтом исходите и из кожи вон лезете, чтобы разгадать бог знает какую загадку, а она и минутки внимания не стоит. Нечего за сердце хвататься из-за Альфа Маулта. Он сам о себе позаботится, и никто лучше его этого не сделает. А у меня, сами знаете, слова с делом не расходятся, так что пойду спать, спокойной вам всем ночки. Отличный вышел праздник, Хилли, хоть и немного… Все в одну кучу. Цыганский табор. Тут тебе и колокола, и Друид, и Святое семейство, и ангелы… Мешанина, в общем! Хоть стой хоть падай. Ну да ладно. Детишкам понравилось, а значит, и нам нечего ворчать, верно? Ну и славно. Всем пока!

И за ним тоже закрылась дверь.

— Теперь видите, что я имел в виду, говоря о дяде Берте? В некотором роде он, как ни странно, пурист!

— Да, вижу.

— А я думаю, он просто замечательный. Чудо-человек! — воскликнула Крессида. — Понимаете ли? В нем есть что-то такое… фундаментальное. От народных корней. Ему хочется верить. Как героям Жана Жене [108] Жене, Жан (1910–1986) — французский поэт и драматург, описывал жизнь сутенеров, воров, проституток и других персонажей городского «дна». .

— Девочка моя золотая, ну что за дикий бред? Ты хоть читала-то Жене?

— Хилли! Да будет тебе известно, с него начинается весь «орэкс».

— Вот этого, прости, я слушать не желаю, — с неожиданной для него резкостью произнес Хилари.

— Конечно! Я всегда знала, что ты в «орэксе» ничего не смыслишь и смыслить не желаешь!

«Что-то здесь становится неуютно, — подумала Трой. — Эти двое сейчас поссорятся не на шутку, не лучше ли оставить их за этим делом наедине?..» Но внезапно тучи развеялись: Крессида расхохоталась и обвила руками шею Хилари. Он моментально успокоился. Она нагнула его голову к своим губам и что-то прошептала. Теперь рассмеялись оба. Их поза с каждой секундой становилась все откровеннее, так что художница по зрелом размышлении решила: все же есть смысл испариться из будуара. Так она и сделала, но у дверей притормозила и оглянулась вполоборота — посмотреть, есть ли необходимость от всей души пожелать хозяевам доброй ночи. В это мгновение, не выпуская невесту из объятий, Хилари поднял лицо, и Трой увидела на нем… нет, не улыбку. Скорее плотоядную гримасу кентавра Гилея [109] Гилей — в древнегреческой мифологии кентавр, который пытался изнасиловать охотницу Аталанту, но был сражен ею из лука. . Она поспешила захлопнуть за собой дверь и подумала, что сейчас видела то, чего не должен видеть никто и никогда.

Проходя через главный зал, она углядела, что все уже прибрано и наведена чистота. Из гостиной раздаются озабоченные голоса. Этот Хилари неплохо устроился, подумала молодая женщина. Как говорится, и на елку влез, и не укололся. Снял, так сказать, все сливки удовольствий с процесса режиссуры и подготовки к празднеству, а утомительные хлопоты по ликвидации его последствий оставил своим убийцам…

Вот наконец и ее уютная спальня. Отлично протопленный камин. На кровати заботливо отогнут краешек одеяла. Халат и пижама безукоризненно ровно разложены там же. Рядом на полу — тапочки. Это все Найджел успел сделать, несмотря на генеральную уборку всей усадьбы, подумала она, и сама мысль эта почему-то показалась ей неприятной.

Трой повесила платье в шкаф. Голоса из комнаты Форрестеров еще доносились, но сливались в неразборчивый дуэт. По всему было видно, что разговор идет вялый и не особенно важный. А ей не спалось, какое-то странное беспокойство легло ей на душу и не желало улетучиваться. Слишком уж много всего произошло за минувшие два дня. Много всего непонятного и так и не понятого никем. «Анонимные послания — те вообще уже забылись, словно их и не было, — подумала художница с изумлением. — И еще устройство против воров — детская ловушка. Рассказ Крессиды о ссоре в комнате для обслуживающего персонала. Сердечные приступы дяди Блошки. Маулт в образе Друида. Исчезновение Маулта. Интересно, есть ли между всеми этими фактами какая-нибудь связь? (Трой сейчас как раз перечитывала Форстера [110] Форстер, Эдвард Морган (1879–1970) — английский писатель, основными темами его романов и эссе были неспособность людей понять друг друга и природу вещей, тайна взаимосвязей в физической природе и т. п. .) Что бы сказал на это Рори? Он так любит цитировать Форстера: „Соединяйте все между собою!“ Что бы он тут насоединял?..» И тут вдруг художница со всей ясностью поняла, словно удар молнии осветил тайные уголки ее мозга: Рори серьезно отнесся бы к событиям в «Алебардах». Очень серьезно.

Такое иногда наблюдается в счастливых семьях: в разлуке Трой с мужем часто чувствовали — вот сейчас другая половина позвонит по телефону. Или от нее придет письмо. Или телеграмма. Просто вдруг охватывает непоколебимая уверенность: что-то такое сейчас случится. Вот и теперь подобное — особо яркое — ощущение охватило ее, и она была ему очень рада. Утром поступят какие-то новости. Наверняка.

Часы пробили полночь. Буквально две-три секунды спустя из коридора донесся голос Крессиды — напевая «В колокол Сент-Клемент бьет» и, видимо, направляясь к своей комнате, прошла мимо двери Трой.

Художница зевнула. В спальне было слишком натоплено, и ей наконец захотелось спать. Она подошла к окну, просунула руку между штор, не отодвигая их, и открыла форточку. Северный ветер успел разыграться снова, и шум от его порывов далеко разносился в ночи. По темному небу неслись облака. Высоко над ними стояла почти полная луна. В ее свете на снегу выделялась черная-чернющая тень от дома. Пейзаж этот, однако, нельзя было назвать пустынным, ибо из-за угла западного крыла как раз показался Винсент со своей ручной тележкой, а из тележки торчало «мертвое тело» рождественской елки, развенчанное, раздетое, оголенное, обнаженное, не нужное более никому. Оказавшись прямо под окном спальни Форрестеров, садовник резко повернул, и вскоре тьма поглотила его. Через минуту или около того Трой услышала тяжелый шелест хвои и глухой удар о землю: Винсент, видно, опрокинул свою ношу где-то в развалинах зимней оранжереи.