Буало-Нарсежак - Любимец зрителей. Полное собрание сочинений. Том 9

Клер внимала мне с серьезным видом. Что она понимала из моих слов? Это меня не волновало. Главное — я должен был говорить с ней. Сестра была рядом. Только ее присутствие имело для меня значение.

Когда мой словесный запас иссякал, я принимался курить. Ингрид заразила меня этой страстью. Я устраивался в библиотеке, положив ноги на стол. Пора было дать волю угрызениям совести. Ах, Таиланд, Бейрут! Я представлял, как каждый миг по всему миру падает замертво, хватая ртом воздух, какой-нибудь бедолага. И нет рядом никого, кто бы мог облегчить его страдания. Просто закрыть ему глаза. Доктор Дени де Лепиньер покуривал «Голуаз», ожидая часа трапезы. Доктора Дени де Лепиньера следовало осудить за дезертирство.

Мать заглядывала в комнату.

— Будешь есть жаркое из мерланов?

Я покорно кивал. Мерланы так мерланы, чтоб мне подавиться этой чертовой рыбой!

Теперь тебе известны основные сюжетные линии. Развивай их, сохраняя определенный стиль. Для меня это важно. Только, ради Бога, не пиши детектив. Такой удар ты не можешь мне нанести! Это моя история. Она лишена шума и ярости, в отличие от известной тебе книги [45] Роман У. Фолкнера «Шум и ярость». . Ее гнусная сущность не выпирает наружу.

Итак, я снова выбираю кратчайший путь. В последние дни Ингрид что-то от меня скрывала. Я догадывался об этом по ее молчанию и по тому, как она избегала моих взглядов. Наконец она осмелилась открыть мне правду. Ее муж решил продать их имение. Представь себе, как я был потрясен.

— Он вправе это сделать?

— Конечно. Все записано на его имя.

— Что будет с тобой?

— Мне придется уехать.

— Когда?

— Он посадит здесь сторожиху, которая будет принимать гостей. Я рассчитываю уехать через несколько дней.

— Куда?

— Я сниму квартиру в Нанте.

Я не смел спросить ее: «Чего ради?»

Ингрид надеялась, Ингрид ждала от меня ласкового жеста или возгласа: «Я свободен! Ты тоже скоро будешь свободной. Тем лучше. Я на тебе женюсь!» По правде сказать, я застыл, парализованный ощущением бессилия и возмущения. Во-первых, я не был свободен. «Если бы во мне не нуждались как во враче», — думал я, цепляясь за благородный предлог.

— Да ведь я от тебя ничего не требую, — произнесла Ингрид оскорбительным тоном.

Затем, смягчившись, она задумчиво сказала:

— Наша идиллия подошла к концу. Бедняжка Дени. Боюсь, теперь наши пути расходятся.

— Нет, погоди. Дай мне подумать.

Однако было ясно, что Ингрид права. Разве что я соглашусь круто изменить свою жизнь, уволиться и сменить доктора Неделека на его посту… Если вдобавок представить, что мать будет относиться к Ингрид как к самозванке… Клер, скорее всего, ее невзлюбит, и, кроме того, между нами всегда будет стоять тень умершего.

— Придется искать работу, — сказала Ингрид. — Самое разумное — заняться прежним ремеслом.

— В Нанте это будет трудно.

— Ну что ж, поеду в Париж.

— Ты меня бросишь?

— Да ты хуже ребенка, — вскричала Ингрид. — Кто же станет меня содержать, а?.. Даже если мне дадут небольшое пособие, придется выкручиваться самой.

Она следила за мной, ожидая протестующего жеста. Я должен был выдержать самое трудное испытание и не мог отделаться неопределенным взмахом руки. Наши поцелуи и ласки были уже не в счет. Я стоял перед важным выбором. Мой отец от него уклонился. Я заговорил дрожащим голосом:

— Послушай, Ингрид… Мне кажется, ты можешь мне доверять. Правда? Ну, дай мне подумать до утра, чтобы я смог оценить ситуацию…

— Что это изменит? — уныло сказала Ингрид. — У тебя — своя жизнь. У меня — своя. Ладно, иди… По крайней мере, у нас останутся прекрасные воспоминания.

Она закурила. Я тоже. Наша любовь понуро стояла между нами, как лошадь с путами на ногах, из-за которой торгуются двое барышников.

— Я не понимаю, — сказал я, — каким образом это могло решиться так быстро, за несколько часов. Вчера ты вовсе не выглядела обеспокоенной. И вдруг…

— Муж позвонил мне сегодня утром, — пробормотала Ингрид. — Он принял все меры и крепко меня держит.

— Он знает… о нас?

— Да, знает. Я этого не скрывала. Мне нечего тебя стыдиться.

— А если он явится в Керрарек и устроит скандал? Видишь, в какое положение ты меня поставила.

— Ты, как всегда, любезен, — произнесла Ингрид с презрением. — Возвращайся к себе, Дени. Никто не станет оскорблять тебя дома. И раз тебе нужно время, чтобы разобраться в предельно простой ситуации, приходи завтра. Ладно?.. Я думаю, что все еще буду здесь.

Я взял ее за плечи.

— Ингрид, умоляю тебя.

Она вырвалась.

— Ну хорошо, хорошо… Я на тебя не сержусь… И главное — не вздумай меня жалеть. Со мной и не такое случалось.

В ту ночь я не сомкнул глаз. Разве мог я потерять Ингрид? Я пытался представить свою жизнь без нее. Провести своего рода репетицию предстоящего вдовства. Не будет больше ни ночных побегов, ни доверительно-самозабвенных вечеров. Останется только мое одиночество, запертое в стенах Керрарека. Это было вполне возможно, но невыносимо. Я должен был удержать Ингрид! На первый взгляд, такое решение казалось самым простым. Но что стало бы с нашим союзом через год или два? Нет, дело не в этом. Мысль о том, что мой отец обошелся с Ингрид как прохвост, неизменно ранила мое самолюбие. А я, я, столько прощавший этому бедолаге, собирался поступить с ней точно так же, как он. Нет уж, дудки!

Как тебе объяснить? Речь шла не о том, чтобы восстановить справедливость. Я не говорил себе, что должен искупить вину перед Ингрид, не бичевал себя из-за угрызений совести, как в мелодраме. Один Лепиньер платит долги другого. Нет, просто мне хотелось быть честным по отношению к Ингрид и самому себе. Но заметь: честным в смысле чувств, а не долга. Любил ли я настолько сильно, чтобы на ней жениться? Не уверен. Любил ли я настолько сильно, чтобы с ней уехать? Да, несомненно. Мы бы поселились в Париже и доверились течению времени. Возможно, наша связь оказалась бы благополучной; возможно, благодаря ей мы позабыли бы прошлое, навсегда. Если, напротив, наш роман закончился бы крахом, я, по крайней мере, утешал бы себя тем, что сделал все возможное, чтобы все было хорошо. И я и отец — мы оба были бы с Ингрид в расчете.

Моя комната наполнилась дымом. (Я уже почти прикончил пачку «Голуаз».) Я смертельно устал, но понемногу в моей голове начал вырисовываться некий план. С помощью Давио мы с Ингрид без труда нашли бы работу. Стало быть, обустройство в Париже не заняло бы много времени. За Ингрид я был спокоен. Но что делать с Керрареком? Мать и тетка смирились бы со свершившимся фактом. Они были бы вынуждены смириться. А как быть с Клер?

И тут, внезапно, явное совпадение поразило меня в самое сердце. Я ломал голову над теми же самыми трудностями, с которыми столкнулся отец, готовясь к отъезду. Я собирался в буквальном смысле последовать по стопам покойника. Нам с Ингрид предстояло детально разработать свой побег. Я должен был водить за нос домашних с самым любезным видом. Разумеется, избегая всяческих приготовлений. Я оставил бы матери записку, а затем… суждено ли мне было тоже исчезнуть? В тот же миг у меня слегка закружилась голова, словно я заглянул в очень глубокий и темный колодец. Но я уже не мог отступить. Выбор был сделан.