Буало-Нарсежак - Любимец зрителей. Полное собрание сочинений. Том 9

Следующий день показался мне ужасно долгим. Я собрался было приобрести на вокзале Сен-Назера два билета в Париж, чтобы бросить вызов судьбе, року, всем невидимым силам, вероятно управляющим нами. Однако нет смысла на этом задерживаться. Я знал расписание движения автобусов и поездов. Мы должны были отправиться девятичасовым автобусом из Эрбиньяка. Уехать открыто, не таясь. Мне предстояло покинуть замок, подобно отцу, держа руки в карманах, и ждать Ингрид на автобусной остановке. Все это казалось настолько просто! Поистине, незачем было делать из мухи слона.

Вечером я пошел к Ингрид и объявил, что уеду вместе с ней.

— Ты хорошо подумал? — спросила она.

Я обнял свою возлюбленную. Радость обжигала меня, как спиртное. Ингрид вела себя более сдержанно. Она учинила мне форменный допрос, напоминавший досмотр судна перед дальним рейсом. Подумал ли я об уходе, который требовался Клер? Подумал ли я…

— Да, — воскликнул я, — да. Хватит. Все уже решено.

Мы отметили утверждение нашего плана в постели.

— Хочешь, — спросила Ингрид, — чтобы мы уехали послезавтра? Сегодня суббота, и в понедельник было бы в самый раз.

— В понедельник? А ты помнишь, что в этот день — ровно два месяца со времени исчезновения отца?

— Ну и что? Ты вроде не суеверен.

— Нет… И все же это немного меня смущает… Впрочем, ты права, почему бы и нет? Я оставлю записку Мари-Жанне. Она увидит ее в понедельник после обеда, когда придет убирать в доме. Возьму с собой только самое необходимое.

Перехватив инициативу, Ингрид решила, что проще всего сказать, будто меня вызвали в Париж к начальству. Раз я твердо намерен уехать, лучше сделать это как можно естественнее, в качестве военного врача, назначенного в дальнюю командировку. При этом я мог бы взять с собой некоторое количество вещей, не вызывая подозрений.

— Не хочешь? Кажется, это тебе не по душе.

Вот именно. Это было мне вовсе не по душе. Лгать, ссылаясь на профессиональные доводы, казалось особенно гнусным. Я собирался запятнать свою честь врача. Что бы подумал обо мне Давио?

— А если бы я помог тебе устроиться медсестрой через моего приятеля Давио? — спросил я. — Если бы мы и вправду уехали?

— Что ж, хорошая мысль! Только надо подождать. Ты еще не в состоянии вернуться к работе. А пока я предлагаю прибегнуть к маленькой, вполне невинной хитрости, что позволит тебе спокойно уехать. Можешь даже пообещать, что скоро вернешься.

— Фушар захочет меня проводить на вокзал.

— Фушар сделает то, что ты ему прикажешь. Все-таки ты хозяин в замке. Если решил ехать автобусом, это твое дело, не так ли?

Ингрид планировала, устраивала, распоряжалась. Было бы очень непросто объяснить, почему ее предложение меня не вдохновляло. Я не представлял себе, что покину Керрарек пешком, с чемоданчиком в руке, словно торговый агент, которого вежливо выставили за дверь. Я предпочел бы уйти не прощаясь, как отец. Но Ингрид уже оседлала своего конька. У нее был практический ум, и она этим гордилась.

— Я полагаю, — продолжала она, — ты ходишь со своими в церковь на службу?

— Да, конечно.

— В какое время?

— В одиннадцать.

— Значит, давай договоримся: я позвоню тебе завтра в половине десятого. Жди возле телефона. Мы немного поговорим, о чем угодно, лишь бы ты потом мог сказать, что тебя вызывает секретарь миссии и ты должен как можно скорее прибыть в Париж. Чем меньше мы тянем, тем легче проходит расставание.

Ингрид была права, но в то же время она не понимала меня. Она не чувствовала, что режет по живому, собираясь вырвать меня из Керрарека. Отец уходил тайком, чтобы не обрывать резко все нити, связывавшие его с замком. Ингрид не представляла, что мне придется вести споры с матерью и теткой, которые наверняка доведут Клер до слез и отравят мне последние минуты перед отъездом. Если я уеду не в духе, затаив злобу, как знать, смогу ли я когда-нибудь сюда вернуться?

— Согласен?

— Да. Договорились. В половине десятого.

Помнится, она проводила меня до рощи. Небо обложило тучами, и если бы я не знал дорогу, как свои пять пальцев, то быстро бы заблудился, настолько было темно. Я ступал осторожно, прикидывая, что в понедельник мне придется выйти довольно рано, чтобы поспеть в Эрбиньяк к девяти. К счастью, Клер в это время еще не проснется. Автобус останавливался возле «Платанового кафе». Я подожду Ингрид внутри, взяв какой-нибудь напиток. Когда она появится, я буду вести себя с ней как учтивый сосед, не более того. Зачем давать пищу для толков? Я снова перебрал в памяти все детали. Отец с Франсуазой, вероятно, тоже тщательно продумывали каждый шаг. В такой-то час, в таком-то месте. Затем они поцеловались, как только что мы с Ингрид… Не подозревая, что целуются в последний раз. Возвращаясь в замок, отец, возможно, подобно мне, чувствовал себя ошарашенным и подавленным — такое состояние охватывает нас вслед за принятием чрезвычайно важных решений. Я знал, что отныне тень отца будет преследовать меня повсюду.

Я уже почти дошел до крыльца, когда кто-то окликнул меня:

— Господин граф!

Я узнал голос Фушара.

— Что ты там замышляешь? Подойди сюда.

Я различал только силуэт, но красный отблеск трубки указывал на то, кому он принадлежит.

— Дышишь свежим воздухом? Знаешь, уже перевалило за полночь.

— Мне не спалось, господин граф.

— Господин граф! С каких это пор? Что на тебя нашло? Разве я больше не Дени?

— Конечно, господин Дени.

— Послушай, ты заговариваешься. Объясни-ка мне, зачем ты здесь, точно поджидал меня. Сядь-ка рядом… Да, на крыльцо. Мне не спится, тебе тоже… Это правда? Ты меня ждал?

Фушар вытряхнул свою трубку, постучав по каблуку, и тяжело опустился возле меня.

— Случается, я малость задыхаюсь лежа, — сказал он. — Тогда выхожу проветриться.

— Ты уверен, что дело только в этом?

Чтобы выиграть время на раздумье, старик снова принялся набивать свою трубку. Я догадался об этом по его осторожным движениям.

— Вот что я вам скажу, господин Дени… С тех пор как понаехали курортники, мне не по себе. Странные люди бродят по болоту. Только позавчера в Сен-Жоашеме стащили мопед. Ну, раз уж мне не спится, я посматриваю вокруг.

— Надо же, — улыбнулся я. — Несешь полевую вахту глубокой ночью. Неужели ты воображаешь, что я тебе поверю?

— Однако…

— Ты здесь из-за меня. Признайся, упрямец… Выкладывай все начистоту. Что тебя тревожит?

Старик колебался. Он брал одну спичку за другой, чиркая впустую. Я схватил его за руку.

— Фушар, ты должен мне все рассказать, слышишь? Решайся.

— Ладно, это из-за одной дамочки, — пробормотал старик. — Простите, господин Дени; мне от этого тошно. Я ничего не вижу, ничего не хочу знать, но вынужден слушать.