Буало-Нарсежак - Любимец зрителей. Полное собрание сочинений. Том 9

Она подталкивала меня подвергаться риску, а сама дрожала от ужаса, когда я обвязывался ремнями перед сложным трюком. Она переживала тысячу смертей в ожидании моего возвращения. «Все кончено. Я больше не могу», — часто говорила она. И тут же бежала в магазин, чтобы купить какую-нибудь дорогую безделушку, чтобы успокоиться. Силы ее быстро восстанавливались, и она с безотчетной радостью бросалась в мои объятия. В течение месяца мы вели почти беззаботную жизнь. Но постепенно деньги таяли. Мне предлагали какой-нибудь акробатический номер на мотоцикле по крышам домов — мне уже приходилось исполнять подобные — и она принималась меня умолять: «Не соглашайся!» Я напрасно убеждал ее, что мотокросс на тридцатиметровой высоте не более опасен, чем в густом перелеске, но она продолжала настаивать, чтобы я отказался. Постепенно ее сопротивление слабело. Она соглашалась посмотреть место съемки. «Нужно перепрыгнуть через улицу», — признавался я. Она на глаз прикидывала расстояние. «Скорее, переулок», — отмечала она. Это означало, что она сдается. Когда же я приносил подписанный контракт, она с ужасом отворачивалась. «Зачем ты сделал это? Мне ничего не нужно». И мы переставали разговаривать.

Она плакала, когда думала, что я не вижу. Наступал момент съемок, и Иза закрывалась у себя в номере. Потом долго не могла прийти в себя. Я прекрасно знал, чего она хочет. В глубине души она изо всех сил старалась обрести безопасность, покой, обеспеченное будущее. А я, я не мог превратиться в канцелярскую крысу, в нечто среднее между горничной и садовником, перебивающимся с хлеба на квас. Да, признаюсь, я стал наркоманом, не мог жить без скорости, аплодисментов, восхищения зрителей. Мне нравилось слышать, как актеры, операторы говорили: «Сильно ушибся, Ришар? Ну ты даешь! Начали! Второй дубль». И я вновь поднимался в воздух.

И вот появился Фроман на своем огромном «бьюике». Я помню только удар. Я проснулся на узкой кровати; я не мог двинуться, не только из-за трубки, которой я был прикован, как аквалангист, которого вытягивают на поверхность, но и потому… я не сумею объяснить… из-за отсутствия плотности; я как будто находился в чужой шкуре. Иза держала меня за руку. Я видел перед собой человека в белом, который с грустью смотрел на меня. Он не посмел меня прикончить. Я понял, что серьезно травмирован. Врач мне лгал, для этого он использовал кучу непонятных медицинских терминов. «Нужно подождать, — заключил он. — Время творит чудеса».

Когда тяжелораненому твердят о чудесах, он понимает, что приговорен пожизненно. Но к чему был приговорен я? Ходить с палками? Я узнал правду сам, меня бросило в пот, и волосы встали дыбом, когда я заметил, что не могу двигать ни пальцами ног, ни ступнями, ни коленями. По пояс меня как бы не существовало. Подобные мысли холодят сердце, и нужно много времени, чтобы выйти из этого состояния. Прощай… моя работа. Стану ли я теперь никому не нужным инвалидом, которого прогуливают в коляске? Я никогда не подвергну Изу такому унижению. На что мы будем жить? Я ушел в себя. Я стал развалиной. Тем не менее Иза меня не оставила.

— Ты страдаешь?

— Нет. Нисколько. Я бы отдал все на свете, чтобы страдать.

— Хирург сказал, что ты сможешь поправиться.

— Это ложь.

— Мсье Фроман позаботится о нас.

— Кто это мсье Фроман?

— Это тот, кто нас сбил.

Я уже тогда задыхался от ненависти к этому человеку, а она произносила его имя совершенно спокойно.

— Где он скрывается? Почему я его до сих пор не видел?

— Он справляется о тебе каждый день. Он придет.

— Откуда ты знаешь?

— Он меня пригласил к себе.

— Ты хочешь сказать, что он тебя содержит у себя в доме?

— Его это не стесняет. Он живет в огромном замке. Уверена, тебе там понравится.

У меня не было сил возражать. Но я понял, что со мной больше не считаются, я был мертвым грузом, от которого Иза с подсознательной радостью избавилась бы.

Нет! Я не правильно выразился. Совсем не это. Она была счастлива остановиться, не бродить больше по дорогам, иметь наконец свой дом. Может быть, и не совсем свой, но комфортабельный. Катастрофа обернулась для нее волшебной сказкой.

Огромный замок! Серьезно! У меня началась лихорадка, и ко мне никого не пускали. Смотря в потолок, я пытался найти решение проблемы. С одной стороны, Иза, молодая, красивая, уставшая от той жизни, которую мы вели. С другой стороны, человек, которого я представлял себе богатым и привлекательным. Если я, впавший в полное ничтожество, действительно любил бы Изу, я должен был принять это, смириться, исчезнуть. Легко сказать! Я мог по меньшей мере сделать так, как если бы… На больничной койке я научился обманывать, я приобщился к игре, которая заключалась в том, чтобы улыбаться, когда хочется кусаться, и гладить, когда хочется задушить.

Пришел Фроман. Могущественный, мерзкий, жирный, со злыми глазками, резкими движениями. Я был похож на несчастного маленького Давида у ног Голиафа из известного мультика, но я знал с первой минуты, что он будет побежден. Я подчинил этому все свое время, всю свою жизнь. Я решил его убить. Я был благодарен ему за его благородство. Авария? Не будем больше говорить об этом. Это злой рок! Я превысил скорость. «Да, мсье Фроман, мы с благодарностью принимаем ваше гостеприимство. Вы уже приготовили мне комнату? Очень мило». Иза, счастливая, слушала нас. Она так боялась этой первой встречи!

— Правда, он очень хороший? — спросила она, когда Фроман ушел.

— Он боится меня.

— Да нет. Поставь себя на его место. Он в сложном положении.

— Он чувствует, что я обвиняю его.

— Подумай. Он такой милый, внимательный. Ты же не знаешь.

Через несколько дней Иза совершенно спокойно сказала мне:

— Шарль хочет подарить тебе маленькую машину.

Она называла его Шарль. Он сделал одолжение и преподнес мне королевский подарок. Я ничего не ответил. Она столько мне хотела рассказать… О замке… О Марселе де Шамбоне… Об этой новой жизни, полной цветов, подарков, радости. Я все понял, хотя она не произнесла ни слова…

— А Марсель придет? — спросил я.

— Он стесняется.

— Почему? Он же не виноват в том, что случилось.

— Не из-за этого. Из-за твоей профессии… Она кажется ему такой необычной. Он погряз в своем замкнутом мирке, в своих привычках… его кабинет, его телевизор… Ты для него словно с неба свалился, как пришелец… Я думаю, он даже немного боится. И потом, его мать, сестра Шарля, настраивает Марселя против нас.

Таким образом, по рассказам Изы я потихоньку знакомился с ними, как будто они играли передо мной спектакль, готовили мой выход на сцену их семейного театра. Перед своим приходом Шамбон прислал коробку конфет. Он не знал, как себя вести, и избрал сначала тон холодной вежливости. Он, как дурак, поинтересовался моим здоровьем, пытаясь исправить ошибку, выразил свою радость по поводу того, что я не страдаю, будто это означало, что я когда-нибудь смогу ходить. Приблизился к блестящему, как игрушка, передвижному креслу, присланному накануне, счел необходимым одобрительно кивнуть головой с видом знатока. Я усугубил его замешательство словами: