Агата Кристи - К берегу удачи. Кривой домишко. Объявлено убийство. Три слепых мышонка

Филлипа оторвалась от работы и уставилась на него, удивленно наморщив лоб.

— При чем тут Берн-Джонс?

— При том. Когда прочтешь про прерафаэлитов, начинаешь понимать, что такое мода. Они были ужасно жизнерадостные, говорили на сплошном жаргоне, смеялись, шутили и уверяли, что жизнь прекрасна. Но это тоже было данью моде. Они были не жизнерадостней или счастливей нас. А мы ничуть не несчастней их. Все это мода, поверьте. После войны мы помешались на сексе. А теперь нам этот бзик надоел. А впрочем, не важно. Почему мы об этом заговорили? Я же начал про нас с вами. Только у меня язык присох к нёбу. А все потому, что вы не хотите мне помочь.

— Что вам от меня нужно?

— Скажите! Ну скажите же! Это из-за мужа? Вы обожали его, а теперь он умер, и вы спрятались, словно улитка, в свою раковину? Из-за него? Что ж, прекрасно, вы его обожали, а он умер. Но другие женщины тоже потеряли мужей, — очень многие, — и некоторые из них любили своих мужей. И что же они расскажут тебе об этом в баре, немного поплачут, когда напьются, а потом лягут с тобой в постель, чтобы утешиться. Наверно, так можно утешиться. Вы переживете это, Филлипа. Вы молоды, чертовски привлекательны, и я люблю вас до безумия. Расскажите, расскажите о вашем муже! Черт бы его побрал!

— Что тут рассказывать? Мы встретились и поженились.

— Вы были очень молоды?

— Слишком.

— Значит, вы не были счастливы? Продолжайте, Филлипа.

— Да продолжать-то нечего. Мы поженились. Были счастливы, как, наверное, большинство людей. Родился Гарри. Рональд уехал за границу. Его… его убили в Италии.

— И остался Гарри?

— Остался Гарри.

— Мне нравится Гарри. Он славный мальчик. И я ему тоже нравлюсь. Мы с ним поладим. Ну как, Филлипа? Давайте поженимся, а? Вы можете продолжать садовничать, а я — писать книгу. А в праздники мы работать не будем, будем развлекаться. Действуя тактично, мы могли бы отделиться от мамы. Она будет подкидывать нам деньжат, чтобы поддержать обожаемого сынулю. Я иждивенец, пишу дрянные книжки, у меня плохое зрение, и я болтлив. Вот худшие из моих недостатков. Может, попробуем, а?

Филлипа подняла глаза. Перед ней стоял высокий, весьма серьезный молодой человек в больших очках. Его пшеничные волосы разлохматились, а глаза смотрели ободряюще и дружелюбно.

— Нет, — сказала Филлипа.

— Это ваш окончательный ответ?

— Окончательный.

— Почему?

— Вы обо мне ничего не знаете.

— И это все?

— Нет. Вы вообще ни о чем ничего не знаете.

Эдмунд немного подумал.

— Возможно, но кто знает? Филлипа, моя обожаемая Филлипа…

Он осекся, вдруг услышав быстро приближающееся визгливое тявканье.

И тогда он тут же стал декламировать:

— «И болонки на закате так резвились и играли… (Только сейчас всего лишь одиннадцать утра.) Фил, Фил, Фил, Фил! — Они тявкали и звали…» Ваше имя плохо вписывается в размер. Может, у вас есть другое?

— Джоан. Пожалуйста, уходите. Это миссис Лукас.

— Джоан, Джоан, Джоан, Джоан… Лучше, но не намного.

— Миссис Лукас…

— О черт! — выругался Эдмунд. — Ладно, давайте ваши проклятые кабачки.

Литтл-Педдокс остался на попечение сержанта Флетчера.

У Мици был выходной. В такие дни она всегда уезжала с одиннадцатичасовым автобусом в Меденхэм-Уэллс. С разрешения мисс Блеклок сержант Флетчер осматривал дом. Сама же мисс Блеклок с Дорой отправились в деревню.

Флетчер работал рьяно. Итак, кто-то смазал дверные петли, чтобы незаметно покинуть гостиную, едва погаснет свет… Мици эта дверь не понадобилась бы, а значит, служанка исключалась.

«Кто же тогда? Соседи, — думал Флетчер, — тоже исключаются». Он не мог себе представить, как они ухитрились бы смазать петли. Оставались Патрик и Джулия Симмонс, Филлипа Хаймс и, возможно, Дора Баннер. Симмонсы сейчас были в Мильчестере. Филлипа Хаймс на работе. Сержанту Флетчеру выпала возможность все хорошенько осмотреть. Но в доме все оказалось в полном порядке — комар носу не подточит. Флетчер, прекрасно разбиравшийся в электричестве, не смог обнаружить ни в проводке, ни в розетках, ни в выключателях никаких изъянов. Как и отчего погас свет — продолжало оставаться тайной.

При беглом осмотре комнат, к сожалению, тоже не обнаружилось ничего интересного. В комнате Филлипы Хаймс висели фотографии маленького мальчика с серьезными глазами, хранился еще один снимок — тот же ребенок в младенчестве, пачка писем, которые он прислал из школы, и пара театральных программок. Ящик стола в комнате Джулии ломился от моментальных снимков юга Франции. Купающиеся люди, виллы под сенью мимоз… Патрик хранил какие-то мелочи в память о службе на флоте. У Доры Баннер тоже нашлись какие-то безделушки, с виду совершенно невинные.

«И все-таки — кто-то из домашних смазал петли на той двери». Раздумья Флетчера прервал шум внизу. Он быстро подошел к краю лестницы.

Через холл шла миссис Светтенхэм с корзинкой в руке. Заглянула в гостиную, пересекла холл и направилась в столовую. Вышла она оттуда уже без корзинки.

Сержант Флетчер пошевелился, половица скрипнула, и миссис Светтенхэм обернулась. Задрав голову, она спросила:

— Это вы, мисс Блеклок?

— Нет, это я, миссис Светтенхэм, — сказал Флетчер.

Миссис Светтенхэм слабо вскрикнула:

— Боже! Как вы меня напугали. Я подумала: еще один грабитель!

Флетчер спустился к ней.

— Похоже, дом не слишком защищен от грабителей, — сказал он. — И что, каждый вот так, запросто может прийти и уйти, когда ему вздумается?

— Я принесла айвы из нашего сада, — объяснила миссис Светтенхэм. — Мисс Блеклок хотела сварить айвовое желе, но у нее нет айвы. Я оставила корзинку в столовой.

Она улыбнулась.

— О, понимаю, вы хотите узнать, как я вошла? Очень просто — через черный ход. У нас так принято, сержант. Никому и в голову не приходит запирать двери до темноты. И действительно, как было бы неудобно, если бы ты не мог принести и оставить, что нужно. Прошли те времена, когда на звонок выходил слуга и спрашивал, что вам угодно. — Миссис Светтенхэм вздохнула. — Помню, в Индии, — печально продолжала она, — мы держали восемнадцать слуг, восемнадцать! Не считая няню-туземку. Это само собой. А когда я была маленькая, у нас дома всегда крутилось трое слуг, и при этом мама считала нас страшно нищими, потому что мы не могли позволить себе нанять кухарку. Должна признаться, сержант, теперешняя жизнь кажется мне очень странной, хотя, конечно, грех жаловаться. Шахтерам, к примеру, живется куда хуже, они вечно болеют этим пситасикозом (кажется, это от птичек передается?) [212] Здесь героиня путает два совершенно разных заболевания: пситакоз — вирусное заболевание у птиц и силикоз — хроническое легочное заболевание, вызываемое длительным вдыханием кремниевой пыли. , им, бедненьким, приходится бросать шахту и наниматься в садовники, хотя они не в состоянии отличить сорняк от шпината.