Агата Кристи - Смерть приходит в конце. День поминовения. Лощина

— Но вы никому ничего не сказали?

Девушка покачала головой:

— Нет. Неохота было связываться с полицией. Толком-то я ничего и не знала. А потом — всякое бывает. Если бы я донесла, могли бы и меня прикончить. Кокнули бы запросто.

— Понимаю. — Полковник Рейс помолчал и спросил самым медоточивым голосом: — И тогда вы решили отправить мистеру Бартону анонимное письмо?

Нет, в этих глазах не было никакого замешательства, никакого сознания вины — ничего, кроме искреннего изумления.

— Письмо? Мистеру Бартону? Я? Что вы, сэр!

— Не бойтесь, скажите мне правду. Это была очень удачная мысль. Такое письмо давало вам возможность предупредить его и ничем не выдать себя. Уверяю вас, вы отлично придумали.

— Но я тут ни при чем, сэр! Ей-богу, это не я! А мистер Бартон получил письмо без подписи? О том, что его жену убили? Надо же! Мне такое бы в голову не пришло.

Она говорила так искренне, что Рейс волей-неволей засомневался. А ведь все как будто складывалось наилучшим образом! Насколько упростилась бы ситуация, если бы письма были написаны этой девушкой! Она, однако, продолжала настойчиво отрицать свою причастность к этой истории. В ее тоне не было ни тревоги, ни истеричности, в нем не чувствовалось желания выгородить себя, и именно это заставило Рейса, как ни досадно ему было, поверить в правдивость ее слов.

Он решил оставить эту тему и спросил:

— Значит, вы никому не говорили о своих подозрениях?

Она покачала головой:

— Нет. Никому. По правде говоря, я здорово перепугалась и решила, что лучше держать язык за зубами. Я старалась об этом не думать. Только один раз я не удержалась, когда объявила миссис Дрейк, что беру расчет. Она всегда ко мне придиралась, прямо до невозможности, а тут еще стала требовать, чтоб я ехала с ними на лето в какую-то жуткую глушь, где даже автобус не ходит! Я, конечно, не захотела. Тут она прямо взбеленилась и сказала, что напишет мне в рекомендации, будто я бью посуду. А я ей тоже подпустила шпильку и сказала, что уж постараюсь подыскать себе место в приличном доме, а не в таком, где тебя, того и гляди, кокнут. Я сказала и сама испугалась, но она, слава Богу, пропустила это мимо ушей. Может, я неправильно сделала, что никому тогда словом не обмолвилась про тот разговор, но я не знала, что и подумать. А вдруг мистер Браун просто посмеялся? Мало ли что в шутку скажут, а мистер Браун всегда был такой симпатичный, веселый, такой шутник, — ну откуда мне было догадаться, правда же, сэр?

Рейс согласился, что догадаться было неоткуда, и спросил:

— Значит, миссис Бартон сказала, что Браун — это не настоящая его фамилия. А настоящую она не называла?

— Как же, называла. И он еще перебил ее и сказал: «Забудьте про Тони…» Ах ты, Боже мой, вылетело из головы! Тони, Тони… Такая смешная фамилия. Я почему-то сразу вспомнила про джем. У нас тогда варили вишневый джем.

— Тони Виштон? Вишнол?

— Нет, нет, та фамилия была почуднее. На букву «М». И вроде бы не английская.

— Ну ладно, не мучайтесь. Может быть, вы еще вспомните. И если вспомните, дайте мне знать. Вот моя визитная карточка, напишите мне по этому адресу.

Он протянул ей карточку вместе с приятно хрустнувшей бумажкой.

— Обязательно напишу, сэр, спасибо вам большое, сэр.

«Настоящий джентльмен, — думала Бетти, сбегая по лестнице. — Целый фунт выдал, не каких-нибудь десять шиллингов! Хорошо жилось в те времена, когда были золотые соверены…»

Мэри Рис-Тальбот вернулась в комнату.

— Ну как, успешно?

— Да, вполне, но все же есть одна загвоздка. Я уповаю на вашу сообразительность. Придумайте фамилию, которая по звучанию ассоциировалась бы с вишневым джемом.

— Поистине неслыханная просьба!

— Я серьезно, Мэри. Подумайте. Я профан в домоводстве. Попробуйте сосредоточиться на джеме, в частности на вишневом.

— Вишневый джем варят не так часто.

— Почему же?

— Он легко засахаривается. Хозяйки предпочитают поэтому особый сорт вишни — мореллу.

У Рейса вырвался радостный возглас:

— Оно! Оно самое! Клянусь, это именно то, что мне нужно. Прощайте, Мэри, я вам признателен по гроб жизни. Вы не возражаете, если я позвоню и ваша горничная проводит меня?

Он откланялся и поспешил к выходу. Миссис Рис-Тальбот едва успела крикнуть ему вслед:

— Неблагодарное чудовище! Неужели вы мне так ничего и не расскажете?

Он отозвался уже из-за двери:

— Непременно приду в другой раз и расскажу все от начала до конца!

— Так я и поверила, — пробурчала миссис Рис-Тальбот.

Внизу полковника уже поджидала Бетти; она подала ему шляпу и трость. Он поблагодарил ее и двинулся к входной двери, но на пороге обернулся.

— Кстати, об этой фамилии, — сказал он. — Случайно не Морелли?

Бетти просияла:

— Правильно, сэр. Тони Морелли. Он так и сказал: «Забудьте про Тони Морелли». И еще сказал, что сидел в тюрьме.

Рейс вышел на улицу, улыбаясь.

Из ближайшей телефонной будки он позвонил Кемпу. Разговор был короткий, но оба остались довольны его результатами. Кемп сказал:

— Я тут же пошлю телеграфный запрос. Ответ должен прийти с обратной почтой. Если вы окажетесь правы, это сильно облегчит дело.

— Думаю, что я прав. Связь тут очевидная.

Инспектор Кемп пребывал в дурном расположении духа.

Последние полчаса он провел в беседе с дрожавшим, как заяц, шестнадцатилетним юнцом, который благодаря влиятельному положению его дяди Шарля таил в душе честолюбивые замыслы когда-нибудь достичь высот официантского искусства и получить место в ресторане класса «Люксембурга». А пока что, в числе таких же замороченных юнцов, он был на побегушках и носился по делам в переднике, который ученикам полагалось надевать специально для того, чтобы посетители не спутали их с официантами высшего ранга. Обязанности этих мальчиков состояли в том, чтобы терпеть бесконечные придирки, приносить и уносить все, что прикажут, следить за тем, чтобы на всех столиках был хлеб и масло, а также выслушивать непрерывное шипение на французском, итальянском и изредка английском языках. Шарль, как истинно великий человек, не позволял себе делать поблажки кровному родственнику и поэтому шипел на него и распекал его даже чаще, чем остальных. Тем не менее Пьер терпеливо лелеял надежду сделаться в один прекрасный день метрдотелем какого-нибудь шикарного ресторана.

Однако в настоящий момент его карьера находилась под угрозой: как он понял, его подозревали не более не менее как в убийстве.

Кемп вывернул парня наизнанку и с неудовольствием убедился, что мальчишка сделал только то, в чем он признался с самого начала, а именно — поднял упавшую дамскую сумочку и положил ее на стол, рядом с прибором.

— Я бежал с соусом к мосье Роберу, он уже был сердитый, а молодая леди, она пошла танцевать и уронила сумочку, а я поднял ее и положил на стол и тут же побежал, потому что мосье Робер ждал, он уже махал мне руками. Это все, мосье.