Агата Кристи - Смерть приходит в конце. День поминовения. Лощина

Рейс метнул на него быстрый взгляд:

— Вам придется многое объяснить нам, Морелли.

— Объяснить? С какой стати? Даже если все ваши факты верны, из этого ничего не следует. Свой срок я отбыл. Знакомства каждый выбирает по своему вкусу. И естественно, если я влюбился в очаровательную девушку, то мне не терпится жениться на ней.

— До того не терпится, что вы торопитесь тайно с ней обвенчаться, лишь бы ее родственники не успели навести справки о вашем прошлом. Ведь Айрис Марль богатая наследница.

Энтони благодушно кивнул:

— Знаю, знаю. Там, где замешаны деньги, родственнички в лепешку расшибутся, но разведают все досконально. Сама Айрис пока не посвящена в мое темное прошлое, и слава Богу.

— Боюсь, что ей недолго осталось пребывать в неведении.

— Очень жаль, — отозвался Энтони.

— Вы, кажется, не отдаете себе отчет…

Энтони со смехом прервал его:

— Разрешите докончить за вас вашу мысль? Розмэри Бартон раскрыла тайну моего преступного прошлого, и я с ней разделался. Джордж Бартон начал поглядывать на меня с подозрением — я избавился и от него. Теперь на повестке дня ограбление богатой наследницы. Очень милая, вполне законченная картина, но беда в том, что у вас нет никаких доказательств!

Рейс несколько минут пристально разглядывал его, потом поднялся с кресла.

— Все, что я вам сейчас говорил, — бесспорная истина, — произнес он. — И все это ни к черту не годится, главное мне не подходит.

— Что же именно? — Энтони не спускал с него глаз.

— Вы! Вы не подходите! — Рейс повернулся и зашагал по комнате. — Все отлично получалось, пока я не увидел вас. Но теперь я вас увидел — и все мое построение рухнуло. Вы не преступник. А если вы не преступник, значит, вы работаете на нас. Ну как? Я угадал?

Энтони молча смотрел на него, постепенно расплываясь в улыбке. Потом он промурлыкал себе под нос:

— «Но знатная леди и Джуди О'Трэди всегда и во всем равны…» [124] Строка из баллады «Женщины» Редьярда Киплинга (сборник «Баллады казарм», 1892–1896). Да, полковник, рыбак рыбака видит издалека! Недаром я так опасался столкнуться с вами. Я предвидел, что вы догадаетесь, кто я. А мне необходимо было сохранять инкогнито — вплоть до вчерашнего дня. Слава Богу, теперь дело сделано: вчера я получил сведения, что шайка, организовывавшая диверсии на военных заводах Европы, наконец у нас в руках. Это плод трехлетней работы. Чтобы выполнить задание, я должен был завоевать доверие этой шайки — ходил на тайные собрания, подбивал рабочих на саботаж, словом, создавал себе репутацию. Потом решено было, что я должен своими руками устроить крупную диверсию и угодить за решетку. Тут уже никаких подделок быть не могло — отсидеть пришлось всерьез. Когда меня выпустили из тюрьмы, я почувствовал, что отношение ко мне переменилось. Руководство организации, имевшей, кстати, разветвленную сеть по всей Европе, очевидно, сочло, что я выдержал проверку, и направило меня в Лондон уже как своего агента. Я остановился у Клариджа и получил инструкцию сойтись поближе с лордом Дьюсбери, а для этого мне надо было втереться в лондонский высший свет. Я успешно разыгрывал роль светского бездельника и в этом качестве познакомился с Розмэри Бартон. В один прекрасный день я, к своему ужасу, обнаружил, что она откуда-то знает, что я сидел в тюрьме под именем Тони Морелли. Я испугался — испугался за нее. Доведись моим дорогим коллегам-саботажникам прослышать о том, что она в курсе дела, ее бы в два счета убрали. Поэтому я и старался как-то запугать ее, заставить держать язык за зубами. Однако положиться на Розмэри в этом смысле было бы рискованно, и я решил уйти, исчезнуть, прекратить с ней знакомство. Но тут я увидел Айрис — и поклялся, что когда-нибудь еще вернусь в этот дом. И женюсь на ней.

Когда основная часть задания была выполнена, я снова приехал в Лондон и встретился с Айрис. Правда, их дом я по-прежнему обходил стороной, поскольку знал, что ее домочадцы непременно начнут наводить обо мне справки, а мне еще некоторое время надо было оставаться в тени. Но за Айрис я очень тревожился. Вид у нее был совершенно больной и замороченный, а Джордж Бартон, судя по всему, вел себя необъяснимо странным образом. Я стал уговаривать ее обвенчаться со мной, не ставя никого в известность. Она отказалась — и, может быть, правильно сделала, а Джордж буквально силой затащил меня на свой вечер. Когда все рассаживались, он громогласно объявил, что ждет и вас. Тут на всякий случай я решил сказать, что повстречал старого знакомого и, может быть, буду вынужден уйти немного раньше. Между прочим, я действительно заметил в зале одного парня, которого знал в Америке, — некий Колмен, Мартышка Колмен, — он-то, по-моему, успел меня забыть. Уйти я хотел только для того, чтобы избежать встречи с вами. Я еще находился при исполнении служебных обязанностей. Все дальнейшее вы знаете. К смерти Джорджа, равно как и к смерти Розмэри, я не причастен. И я не знаю, кто их убил.

— А что вы предполагаете?

— Убийцей мог быть либо официант, либо один из пяти человек, сидевших за столом. Официант — маловероятно. Я исключаюсь, Айрис тоже. Остаются Сандра Фарадей и Стивен Фарадей — возможно, они действовали порознь, а возможно, и сообща. Но если хотите знать мое мнение, то наиболее подходящая кандидатура — Рут Лессинг.

— Ваше мнение на чем-нибудь основано?

— Ни на чем. Просто мне кажется, что она способна на убийство. Правда, не представляю себе, как она могла это осуществить практически. И в этот раз, и год назад она занимала за столом такое место, которое исключает возможность опустить яд в бокал намеченной жертвы. Вообще, чем больше я думаю о вчерашней истории, тем невероятнее мне кажется сам факт, что Джордж Бартон был отравлен. А между тем это так.

Помолчав, Энтони добавил:

— Меня смущает еще одна вещь. Удалось ли вам выяснить, кто отправил Джорджу анонимные письма, из-за которых заварилась вся эта каша?

— Нет, не удалось. Я уже решил было, что обнаружил автора, но мои подозрения не подтвердились.

— Видите, это все означает, что кто-то знает, что Розмэри Бартон была убита. И если мы не примем срочных мер, этот человек окажется следующей жертвой!

Из телефонного разговора Энтони Браун узнал, что Люсилла Дрейк собирается в пять часов пойти к своей старинной приятельнице на чашку чаю. Приняв в расчет непредвиденные случайности (возвращение за забытым кошельком или за зонтиком, который, пожалуй, все-таки лучше захватить — мало ли что), а также длительное стояние на пороге, когда отдаются последние распоряжения по хозяйству, Энтони решил, что явиться на Элвастон-сквер надлежит не раньше чем в двадцать пять минут шестого. Он хотел повидать Айрис, а не ее тетку. Если бы он нарвался на Люсиллу, то, судя по всему, ему вряд ли удалось бы спокойно поговорить со своей невестой с глазу на глаз.