Агата Кристи - Свидание со смертью. Рождество Эркюля Пуаро. Убить легко. Десять негритят

В шесть двадцать Вере стало невмоготу. Она решила подняться к себе, смочить холодной водой виски — уж очень болела голова. Встала, пошла к двери. Тут же спохватилась, вернулась, достала свечу из ящика. Зажгла ее, накапала воску в блюдечко, прилепила свечу и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Четверо мужчин остались в гостиной. Вера поднялась наверх, миновала коридор. Открыла дверь и застыла на пороге как вкопанная. Ноздри ее затрепетали. Море… Запах моря в Сент-Треденнике.

Он самый. Она не могла ошибиться. Ничего удивительного, что на острове все пропахло морем, но это вовсе не тот запах, который обычно приносит с собой морской ветер. Такой запах был в тот день на пляже после прилива, когда солнце начало припекать поросшие водорослями скалы…

Можно мне поплыть к острову, мисс Клейторн? Почему мне нельзя к острову?

Паршивый, испорченный мальчишка! Ему бы только канючить! Подумать только: не будь его, Хьюго был бы богат… мог на ней жениться…

Хьюго!.. Он где-то здесь. Совсем рядом. Нет, он, наверное, ждет ее в комнате…

Она шагнула вперед. Из окна потянуло сквозняком, пламя свечи затрепетало. Дрогнуло и погасло… Наступила темнота, Веру охватил ужас. «Не будь дурой, — сказала она себе, — чего ты так боишься? Вся четверка сейчас там, внизу. В комнате никого нет и быть не может. У тебя разыгралось воображение.

Но ведь этот запах, запах песчаного пляжа в Сент-Треденнике, не был игрой воображения».

Конечно, в комнате кто-то есть… Она слышала шум — сомнений быть не может… Она прислушалась, и тут холодная, липкая рука коснулась ее горла — мокрая рука, пахнущая морем…

Вера закричала. Вне себя от ужаса, она кричала что было мочи — звала на помощь. Она не слышала, какой переполох поднялся в гостиной, как упал перевернутый в суматохе стул, распахнулась дверь и, перепрыгивая через ступеньки, мчались к ней мужчины. Страх заглушал все. Но тут в дверном проеме замелькали огоньки: мужчины со свечами в руках ворвались в комнату, и Вера пришла в себя.

— Какого черта?

— Что стряслось?

— Господи, что с вами?

Вера вздрогнула, сделала шаг вперед и рухнула на пол. Кажется, кто-то склонился над ней, кто-то посадил ее, пригнул ее голову к коленям — она была в полузабытьи.

Но тут кто-то закричал: «Ну и ну, посмотрите-ка сюда», — и она очнулась. Открыла глаза, подняла голову. Мужчины, сбившись в кучу, смотрели на потолок — оттуда свешивалась длинная лента морских водорослей, тускло поблескивавшая при свете свечей. Вот что коснулось ее горла. Вот что она приняла в темноте за липкую, мокрую руку утопленника, вышедшего с того света, чтобы прикончить ее! Вера истерически захохотала.

— Водоросли… всего-навсего водоросли… Теперь понятно, откуда здесь такой запах. — И снова потеряла сознание — тошнота накатывала волнами. И снова кто-то посадил ее, пригнул ее голову к коленям.

Казалось, прошла вечность. Ей поднесли стакан — судя по запаху, в нем был коньяк. Она потянулась отхлебнуть, но что-то остановило ее, тревожный сигнал сиреной завыл в мозгу. Она выпрямилась, оттолкнула стакан.

— Где вы это взяли? — сухо спросила она.

Блор долго таращился на нее и только потом ответил:

— Принес из кухни.

— Не буду пить, — резко отказалась Вера.

На какой-то миг все оторопели, потом раздался смех Ломбарда.

— Браво, Вера! — одобрительно сказал он. — Вижу, здравый смысл вам не изменил, хотя всего минуту назад вы и праздновали труса. Я спущусь, принесу непочатую бутылку. — И он выскочил за дверь.

— Мне уже лучше, — не слишком убежденно сказала Вера. — Я, пожалуй, выпью воды.

Армстронг помог ей подняться. Шатаясь и цепляясь за Армстронга, Вера подошла к умывальнику. Пустила холодную воду, наполнила стакан.

— Зря вы отказались от коньяка, — обиженно сказал Блор.

— Как знать, — сказал Армстронг.

— Я туда ничего не подсыпал, — рассердился Блор. — Вы ведь на это намекаете?

— А я и не утверждаю, что вы туда что-то подсыпали. Но вы вполне могли это сделать, а не вы, так кто-то другой мог на всякий случай подложить в бутылку яду.

В комнату влетел Ломбард. Он держал непочатую бутылку коньяка и штопор. Ткнул нераскупоренную бутылку Вере под нос и сказал:

— Держите, голубушка. Пейте смело.

Сорвал фольгу и вытащил пробку.

— Хорошо, что в доме большие запасы спиртного. Очень предусмотрительно со стороны А.Н.Онима.

Веру била мелкая дрожь. Армстронг подержал стакан, Филипп налил коньяку.

— Выпейте, мисс Клейторн, — сказал врач, — вы только что перенесли тяжелое потрясение.

Вера отхлебнула коньяку, и на щеках ее снова заиграл румянец. Ломбард засмеялся:

— Вот первое убийство, которое сорвалось.

— Вы думаете, меня хотели убить? — прошептала Вера.

— Ну да, ожидали, что вы от страха отдадите концы! — ответил Ломбард. — Такое может случиться, верно, доктор?

Армстронг уклонился от ответа.

— Гм-гм, не могу вам сказать ничего определенного. Крепкий молодой человек со здоровым сердцем вряд ли умрет от испуга. С другой стороны… — Он взял коньяк, принесенный Блором, окунул в него палец, осторожно лизнул. Лицо его хранило бесстрастное выражение.

— Вкус вроде бы обычный, — неуверенно сказал он.

Блор, клокоча от ярости, двинулся к нему.

— Попробуйте только сказать, что я отравитель, и я вам сверну шею!

Вера, которой коньяк вернул былую предприимчивость, поспешила отвлечь мужчин.

— А где судья? — спросила она.

Мужчины переглянулись.

— Не понимаю, что случилось… Мне казалось, он поднимался с нами…

— И мне, — сказал Блор. — Что скажете вы, доктор? Вы шли следом за мной.

— Мне казалось, он был позади меня… Разумеется, он не поспевал за нами. Возраст все же дает о себе знать.

Они снова переглянулись.

— Ничего не понимаю, — сказал Ломбард.

— Отправимся на розыски, — предложил Блор и пошел к двери. Мужчины последовали за ним, Вера замыкала шествие.

Когда они спускались по лестнице, Армстронг объявил:

— Наверное, он остался в гостиной.

Они пересекли холл. Армстронг время от времени громко звал:

— Уоргрейв! Уоргрейв! Где вы?

Никакого ответа! Мертвая тишина, нарушаемая лишь тихим шумом дождя. Добравшись до гостиной, Армстронг замер на пороге. Остальные толклись сзади, выглядывали из-за его плеча. Кто-то вскрикнул.

Судья Уоргрейв сидел в глубине комнаты в кресле с высокой спинкой. По обе стороны кресла горели свечи. Но больше всего их удивило и испугало то, что судья был в судейской мантии и парике…

Доктор Армстронг знаком остановил их, а сам нетвердой, как у пьяного, походкой направился к застывшему в кресле судье. Наклонясь, вгляделся в неподвижное лицо. Потом резким движением сорвал с судьи парик. Парик упал на пол, обнажился высокий лоб — посреди лба зияло круглое отверстие, из него вытекала густая темно-красная струйка… Доктор Армстронг поднял безжизненно повисшую руку, пощупал пульс. Потом повернулся к остальным и сказал бесстрастным, угасшим, запредельным голосом: