Агата Кристи - Убийство в проходном дворе. Загадка Ситтафорда. Загадка Эндхауза. Смерть лорда Эджвера

— Колониальная черта, — сказал инспектор.

— Думаю, да.

— У вас нет оснований считать, что они раньше были знакомы с капитаном Тревильяном?

— Решительно никаких.

— Вы убеждены в этом?

— Джо бы мне сказал.

— А вы не думаете, что тут могло иметь место стремление познакомиться с капитаном?

Это была несомненно неожиданная для майора идея. Он размышлял над ней несколько минут.

— Да-а, такое мне никогда в голову не приходило. Конечно, они были очень приветливы с ним. Но этим они ничего не добились от Джо. Впрочем, это их обычная манера держаться. Чрезмерная приветливость присуща жителям колоний, — добавил этот истый защитник Британии.

— Ну ладно. Теперь относительно дома. Как я понимаю, его построил капитан Тревильян?

— Да.

— И никто в нем никогда больше не жил? Я хочу сказать — он раньше не сдавался?

— Никогда.

— Тогда не похоже, чтобы интерес проявили именно к дому. Загадка. Почти наверняка дом не имеет никакого отношения к этому случаю, и справедливо заключить, что это случайное совпадение. А дом, который занял капитан Тревильян, «Орешники», он кому принадлежит?

— Мисс Ларпент, дама средних лет. Она уехала на зиму в пансион в Челтенхем. Каждый год уезжает. Дом обычно запирает. Или сдает, что удается нечасто.

Здесь, кажется, ничто не подавало надежды. Инспектор обескураженно покачал головой.

— Вильямсоны, как я понимаю, были посредниками? — спросил он.

— Да.

— Их контора в Экземптоне?

— Рядом с «Уолтерсом и Кирквудом».

— А! Тогда, если вы не против, зайдем по пути.

— Не возражаю. Кирквуда все равно не застанете в конторе раньше десяти. Вы же знаете, что такое адвокаты.

— Значит, отправляемся.

Майор, который уже давно покончил со своим завтраком, кивнул в знак согласия и поднялся.

В конторе Вильямсонов навстречу им услужливо поднялся молодой человек:

— Доброе утро, майор Барнэби.

— Доброе утро.

— Ужасная история, — бойко заговорил молодой человек. — Подобного в Экземптоне давно не случалось.

Майор только поморщился.

— Это инспектор Нарракот, — сказал он.

— О! — восторженно произнес молодой человек.

— Мне нужна информация, которой, я думаю, вы располагаете, — сказал инспектор. — Насколько мне известно, вы занимались наймом Ситтафорд-хауса?

— Для миссис Уиллет? Да, занимались.

— Пожалуйста, сообщите мне подробности о том, как это происходило. Дама обратилась лично или письменно?

— Письменно. Она написала… Дайте вспомнить… — Он выдвинул ящик, порылся в картотеке — Да, из Карлтон-отеля, Лондон.

— Она упоминала Ситтафорд-хаус?

— Нет, в письме просто говорилось, что она хочет снять на зиму дом, и что он должен находиться в Дартмуре, и в нем должно быть по меньшей мере восемь комнат. Близость железнодорожной станции и города не имела значения.

— Ситтафорд-хаус значился у вас в списках?

— Нет. Но он оказался единственным домом, который соответствовал этим требованиям. Дама упомянула в письме, что она может платить до двенадцати гиней. Это обстоятельство окончательно убедило меня, что надо написать капитану Тревильяну и спросить, не захочет ли он сдать дом. Капитан ответил утвердительно, и мы порешили дело.

— И миссис Уиллет даже не смотрела на дом?

— Нет. Она дала согласие и подписала договор без предварительного осмотра. Позднее она приехала сюда, добралась до Ситтафорда, встретилась с капитаном Тревильяном, договорилась с ним насчет столового серебра, белья и всего прочего и осмотрела дом.

— Она осталась довольна?

— Она пришла и сказала, что восхищена.

— А что думаете по этому поводу вы? — спросил инспектор Нарракот, пристально глядя на него.

Молодой человек пожал плечами.

— Бизнес с недвижимостью учит ничему не удивляться, — заметил он.

На этом философском заключении они и расстались. Инспектор поблагодарил молодого человека за помощь.

— Не за что, право, одно удовольствие, уверяю вас.

И он, вежливо улыбаясь, проводил их до дверей.

Контора «Уолтерс и Кирквуд», как и говорил майор Барнэби, была по соседству. Когда они явились туда, им сказали, что мистер Кирквуд только что прибыл, и провели к нему в кабинет.

Мистер Кирквуд был человеком почтенного возраста с кротостью во взоре. Уроженец Экземптона, он унаследовал от отца еще дедовскую долю в фирме.

Он поднялся, изобразил на лице печаль и за руку поздоровался с майором.

— Доброе утро, майор Барнэби, — сказал он. — Это страшное потрясение. Очень страшное. Бедный Тревильян.

Он пытливо взглянул на Нарракота, и майор Барнэби в двух словах объяснил его появление.

— Вы ведете это дело, инспектор Нарракот!

— Да, мистер Кирквуд. Я пришел к вам, так как по ходу следствия мне потребовались от вас определенные сведения.

— Я буду счастлив дать их вам, если мне надлежит это сделать, — сказал адвокат.

— Речь о завещании покойного капитана Тревильяна, — сказал Нарракот. — Я слышал, оно у вас тут, в конторе.

— Это верно.

— Оно было сделано давно?

— Пять или шесть лет назад. Я не ручаюсь сейчас за точность даты.

— Мне бы очень хотелось, мистер Кирквуд, поскорее познакомиться с содержанием этого завещания. Возможно, оно имеет важное значение для дела.

— Вы так думаете? — сказал адвокат. — Ну да, конечно, мне бы надо сообразить, что вам, разумеется, виднее, инспектор. Так вот, — и он взглянул на второго посетителя, — майор Барнэби и я, мы оба, являемся душеприказчиками по завещанию. Если он не имеет возражений…

— Никаких.

— Тогда, инспектор, я не вижу причин для отклонения вашей просьбы.

Взяв трубку телефона, стоявшего на столе, он сказал несколько слов. Через две-три минуты в комнату вошел клерк, положил перед адвокатом запечатанный конверт и тут же удалился. Мистер Кирквуд взял пакет, вскрыл его ножом для разрезания бумаги, достал внушительного вида документ, прокашлялся и принялся читать:

— «Я, Джозеф Артур Тревильян, Ситтафорд-хаус, Ситтафорд, графство Девон, сегодня, августа тринадцатого дня тысяча девятьсот двадцать шестого года, объявляю свою последнюю волю:

1. Я назначаю Джона Эдварда Барнэби, коттедж N 91, Ситтафорд, и Фредерика Кирквуда, Экземптон, моими душеприказчиками .

2. Я завещаю Роберту Генри Эвансу, который долго и преданно служил мне, сумму в сто фунтов стерлингов, свободную от налога на наследство, в его собственное распоряжение, при условии, что он будет у меня на службе в момент моей смерти и не получит предупреждения об увольнении .

3. Я завещаю названному выше Джону Эдварду Барнэби в знак нашей дружбы, а также моего расположения и любви к нему все мои спортивные трофеи, включая коллекцию голов и шкур зверей, кубки первенства и призы, которыми меня наградили за достижения в разных видах спорта, а также прочую принадлежащую мне охотничью добычу .