Макс Ладенбург - Тайна кровавой руки. Приключения Фрица Стагарта.

— Что вы говорите!

— И так как она, очевидно, знала, что вы ежедневно в десять часов вечера отправляетесь на чашку кофе к вдовцу Лаведуру — впрочем, надо признаться, что он очень интересный мужчина, — значит, так как она была отлично знакома со всеми вашими привычками, то ей легко было выполнить свой план и выпустить этого мужчину незаметно из дома в одиннадцать часов вечера, когда вы в третий раз отправляетесь с визитом к Лаведуру.

Швейцариха, вдова лет сорока, здоровая, краснощекая женщина с живыми черными глазами, в том возрасте, когда француженки тяжелее всего переносят свое вдовство, побледнела от гнева.

Но так как она не могла ничего ответить на справедливые, в сущности, слова жилички, то она проговорила только: «так, так» и повернулась, чтобы еще раз позвонить в квартиру Марион.

— И какой же шум у нее был в квартире, — продолжала госпожа Пино, выходя на площадку лестницы, тогда как до сих пор она стояла в дверях своей квартиры, — такой был шум, что можно было подумать, что ее убивают.

— Как выглядел этот человек? — спросила швейцариха.

— Он был высокого роста и, видимо, очень сильный. Когда он говорил, его голос можно было принять за раскаты грома.

— Во всяком случае, я поговорю об этом с госпожой Марион, — произнесла швейцариха и направилась к противоположной двери.

В этот момент внизу раздался звонок.

Когда швейцариха наклонилась над перилами, она увидела, что наверх по лестнице идет человек, очень неважно одетый.

— Госпожа Марион дома? — крикнул он на площадке второго этажа.

— Боже всемогущий! — воскликнула госпожа Пино, заглядывая вниз через плечо швейцарихи, — да ведь это каторжник.

И с криком ужаса бросилась она в свою квартиру, громко захлопнув за собою дверь.

Между тем маленького роста, худощавый человек добрался до четвертого этажа.

Наружность его не внушала большого доверия.

Его потертый костюм был весь покрыт грязью. Так как на улицах лежал снег, то можно было вывести заключение, что костюм его не чистился несколько недель. Пряди черных нечесаных волос выбивались из-под шляпы, и подбородок был, видимо, давно небрит.

— Свят! свят! — прошептала швейцариха, опираясь на перила. — Это вы?

— Да, я, — засмеялся человек.

Это не был неприятный смех.

— Я, Генри Мервильяк, которого погубило французское правосудие, потому что… Впрочем, вас это не касается. Дома госпожа Марион?

— Я полагала, — проговорила швейцариха, старавшаяся выиграть время, чтобы собраться с мыслями, — я полагала, что вы присуждены к семилетнему тюремному заключению.

— В первой инстанции, да. Посмотрим, что скажет высший суд. Пока я еще под следствием.

— Но ведь вы на свободе?

— Совершенно верно. Меня вчера выпустили на свободу по ходатайству моего защитника, и я останусь на свободе до нового разбирательства моего дела; явились доказательства моей невиновности.

— В таком случае, желаю вам от всего сердца счастья, — проговорила она и протянула Мервильяку руку. Сердце ее колотилось, так как ее пугали его неприятный взгляд и злая усмешка.

— Благодарю вас! — ответил Мервильяк. — Теперь позвольте мне позвонить.

Он с силой дернул ручку звонка у квартиры госпожи Марион.

Но опять-таки никакого ответа не последовало.

Швейцариха, которая в этот момент без всякой задней мысли смотрела на хорошо знакомого ей посетителя, увидала, как он побледнел. Рука его так дрожала, что он едва мог схватить звонок, чтобы позвонить еще раз.

— Она убита, — прошептал он.

Швейцариха содрогнулась.

— Но, г. Мервильяк, вы с ума сошли! Ведь очень часто случалось, что госпожа Марион не сразу отворяла дверь на звонок.

— А я вам говорю, что ее убили! — закричал Мервильяк и налег всем телом на дверь, которая, однако, не поддалась его усилиям.

— Сходите за слесарем! — приказал Мервильяк швейцарихе, — а я подожду здесь.

Она побежала за слесарем.

Мервильяк оставался несколько минут в нерешительности перед дверью квартиры Марион, затем, внезапно решившись, он бросился со всех ног вниз по лестнице.

В подъезде он столкнулся с городовым, которого сопровождали швейцариха и слесарь.

— Вот этот господин, — сказала швейцариха.

Мервильяк хотел быстро прошмыгнуть мимо городового.

Но тот преградил ему дорогу.

— Вы будете мне сопутствовать, милейший, — сказал он.

— Почему?

— Это мое дело.

— Вы не имеете права меня задерживать.

— А вы не имеете причины отказать мне в любезности присутствовать при вскрытии квартиры госпожи Марион.

— Но я не хочу.

— В таком случае, я вас заставлю.

Мервильяк понял, что ему остается только повиноваться и молча направился вверх по лестнице, сопутствуемый городовым, который больше не спускал с него глаз.

Дверь быстро взломали.

Через маленькую переднюю, вошедшие под предводительством швейцарихи прошли в ближайшую комнату, служившую госпоже Марион спальней.

На первый взгляд нельзя было разглядеть ничего особенного. Занавеси были опущены, и только когда полицейский раздвинул их, и море света залило комнату, присутствующим представилась отвратительная картина.

На ковре была громадная кровавая лужа.

На кровати лежала госпожа Марион, хорошенькая брюнетка лет тридцати, залитая кровью, с закрытыми глазами, в положении, которое несомненно указывало, что убийство совершено при крайне интимной обстановке.

Первый от этой ужасной картины отвернулся Мервильяк.

Полицейский, убедившись, что смерть уже давно наступила, обратился к швейцарихе:

— Я запру квартиру и сейчас же доложу начальству. Вы сюда никого не впускайте.

Швейцариха стояла в углу, окаменев от ужаса и с полными слез глазами.

Она кивнула головой.

Слесарь убежал при виде ужасного зрелища.

На лестнице между тем толпились все обитатели дома, которых растормошила госпожа Пино.

— Не говорила ли я всегда, — шипела она, — что добром это не окончится.

Полицейский оттеснил любопытных.

— Мервильяк, пойдемте со мною.

Но ответа никакого не последовало.

Молодой человек исчез в общей сутолоке.

Полицейский прошептал проклятие и опечатал квартиру. Затем он подбежал к ближайшему телефону и донес о случившемся комиссару.

Час спустя появились власти, а еще через час чины парижской сыскной полиции рыскали по всевозможным кабакам в поисках за Мервильяком, которого, очевидно, слишком рано выпустили на свободу.

Вечером его арестовали в очень подозрительном кабачке и тотчас же привели на допрос к судебному следователю.

Он упорно отрицал свою вину.

— Госпожа Лепен или, как ее называли, госпожа Марион, была убита в ночь с 6 на 7 декабря, — проговорил судебный следователь. — Где вы провели эту ночь?