Джорджетт Хейер - Убийства на Чарлз-стрит. Кому помешал Сэмпсон Уорренби?

– Совершенно верно, Хорас! А вы, значит, думаете, что его подготовка – я имею в виду ружье – заключалась в надежде на случайную возможность выстрелить в Уорренби?

Инспектор помолчал.

– Если так повернуть, – медленно проговорил он, – тогда, конечно, нет. Но мои доводы остаются в силе!

– Да, – кивнул Хемингуэй. – Они разумны и делают вам честь. Наш преступник не хотел, чтобы его торопили. Можно предположить, что он не желал рисковать.

– Так какой же ответ? – спросил Харботтл.

– Уорренби застрелили не в 7.15. Это неправильное время.

Инспектор долго смотрел на своего шефа, не находя слов. Наконец он произнес:

– Я могу привести несколько опровержений вашей версии. Хотелось бы услышать доказательства вашей правоты. Вряд ли вы внезапно пришли к такому выводу.

– Я бы не назвал это внезапным выводом, – возразил Хемингуэй. – Я долго собирал сведения, которые оказались бесполезными. Начнем с начала: врач не сумел точно определить время смерти Уорренби.

– Да, – кивнул Харботтл. – Помню, вы сразу это отметили, разбирая дело с начальником полиции. Но данное обстоятельство не выглядело существенным, к тому же Уоркоп – не первый врач на нашем пути, не столько помогающий, сколько мешающий полиции.

– Вы правы, тогда это показалось несущественным. Я совершил ошибку: принял за факт установленное время убийства. Затем я услышал нечто чрезвычайно важное от мисс Уорренби. В первую нашу встречу она сказала, что ее дядя очень редко находился вне дома. Я пропустил ее слова мимо ушей, поскольку это было так же не важно, как показания врача. Убитый был в саду, с пулей в левом виске, гильза лежала там, где ей полагалось лежать в том случае, если Уорренби застрелили, когда он сидел в кресле.

Инспектор оживился:

– Вы хотите сказать, что его убили вовсе не в саду?

– Не исключено, – бесстрастно ответил инспектор. – Будем на это надеяться, ведь если удастся установить, что на самом деле его убили в другом месте, то появится возможность доказать, что 7.15 не являлось временем убийства. Вероятно, это произошло часом ранее. Теперь можно упомянуть другие на первый взгляд малозначительные сведения, полученные мной вчера вечером от дряхлого старикашки. Его дочь и Хобкирк твердили, будто он не в своем уме и антиобщественный тип. Сразу было видно, что у него зуб на Рега Дитчлинга, не говоря о желании попасть в газеты. Понятно, что я отмахнулся от его лепета. Знаете, Хорас, похоже, мне пора в отставку. Я упустил буквально все!

– Лично у меня сложилось впечатление, что вы не упустили ничего, – сухо возразил инспектор. – Вы напомнили мне своим рассказом перечисление мисс Уорренби дядиных привычек. Но раз вы об этом не говорите, то я тоже не стану.

– Начнете дарить мне букеты, я решу, что у вас солнечный удар. Так и на больничной койке недолго оказаться, с приложенным к голове льдом, или как они там лечат солнечные удары? – сказал не ведающий благодарности шеф. – Прекратите выводить меня из равновесия! Последние важные сведения я получил от белобрысой кухарки Уорренби. Тогда я и взялся за ум. Ее слова я запомнил. Раз Уорренби никогда не покидал дом в шлепанцах и без головного убора, то первый напрашивающийся вывод – его убили внутри дома.

– Все это понятно, – произнес Харботтл. – Но смысл-то в чем? Когда преступник все подстраивает так, чтобы время убийства определили на час позднее истинного, то обычно его цель – заручиться алиби. Слышал я о деле, когда убийство было произведено из револьвера с глушителем, а через несколько минут, когда у преступника уже появилось алиби, сработал детонатор, который все приняли за выстрел, что и требовалось.

– То дело вел я, – сказал Хемингуэй.

– Правда, сэр? Тогда вы согласитесь, что это разные вещи. Во-первых, не существует детонатора, который произвел бы звук, похожий на выстрел винтовки калибра 0,22. Во-вторых, мисс Уорренби показала, что услышала, как пуля попала в цель. В-третьих, подстава – если это была она – указывала на время, когда ни у кого не было алиби. Ни у кого, кроме младшего Хасуэлла, мисс Дирхэм и мисс Паттердейл. Ни Хасуэлл, ни девушка никак не могли совершить преступление часом раньше, поскольку оба играли в теннис в «Кедрах», а мисс Паттердейл, полагаю, вне подозрений. Скажете, она могла бы застрелить Уорренби примерно в 6.15? Но ведь не она произвела выстрел, который слышала мисс Уорренби. А если она придумала, как подделать винтовочный выстрел и звук попавшей в тело пули, да еще через час после истинного убийства, то это значит, что она – матерая преступница, а не уважаемая старая дева с незапятнанной репутацией. Кроме того, все сбивающие с толку приспособления пришлось бы куда-то убрать, а лучше уничтожить. Не говоря уже об абсурдности самой мысли о подобных приспособлениях.

– Хватит меня уговаривать, что мисс Паттердейл этого не делала, – прервал его Хемингуэй. – Доказывать, что второй выстрел не мог быть автоматическим, тоже не надо – и так знаю. Даже если бы такое приспособление существовало, отсутствие всего одного ключевого алиби его перечеркивает. Второй выстрел был сделан не с этой целью. Наоборот: он прозвучал для того, чтобы занять нас с вами кучей подозреваемых.

– Да, – признал инспектор, – наверное, так могло быть. Если вы правы, шеф, то поле резко сужается. Если предположить, что убийство произошло между шестью и шестью тридцатью вечера, то у нас остаются только Пленмеллер, поляк, Хасуэлл и, видимо, викарий. Первое, что приходит в голову, – Пленмеллера в то время не было в «Кедрах».

– Поэтому он хотел, чтобы предполагаемое время убийства «перенесли» на час вперед, – заметил Хемингуэй.

– Разумеется. Но возникает одна трудность, сэр. Я готов поверить, что в некий момент Пленмеллер припрятал ружье, чтобы потом им воспользоваться. Допускаю, что, совершив преступление, он опять его припрятал. Но никак не могу поверить, что он спрятал его в третий раз! При всем хладнокровии невозможно прятать оружие убийства в канаве или в другом подобном месте, зная, что полиция непременно все обшарит в течение получаса! Тот, кто это совершил, должен был так избавиться от ружья, чтобы его нельзя было найти, – что и было сделано! У Пленмеллера не было на это времени. Если верить хозяину «Красного льва», то Пленмеллер находился там между 7.30 и 7.45. Допустим, он мог добраться к этому времени, но больше ничего не успел бы предпринять. Даже если забыть об его хромоте! Не станете же вы утверждать, что Пленмеллер сидел в «Красном льве» с винтовкой в штанине! Не забывайте, хозяин говорил Карсторну, что Пленмеллер остался там ужинать. Где в это время находилась винтовка? Кстати, чья она? Мы знаем, что не его!

Хемингуэй смотрел на него, пряча улыбку.