Джорджетт Хейер - Убийства на Чарлз-стрит. Кому помешал Сэмпсон Уорренби?

– Нам нужна лесенка.

– А где ее взять?

– В доме. Если у Глэдис отгул, то поищем в сарае садовника.

– Он будет заперт, – предрек инспектор. – Если попросить лестницу у служанки, то она обязательно придет посмотреть, что мы делаем.

– Я задержу ее в кухне всякими глупыми вопросами.

Они двинулись по прямой тропе, тянувшейся от калитки к задней двери. Судя по громкой музыке, Глэдис не взяла отгул, а включила на полную мощь программу «Музыка для работающих». Слушая, она начищала столовое серебро и подошла к двери с бархоткой в руке. Из того, как она поприветствовала Хемингуэя, инспектор заключил, что в их прошлую встречу шеф не поленился наговорить ей комплиментов. Он саркастически взглянул на Хемингуэя, но тот уже завел с девушкой шутливую беседу. Спросив: «Зачем вам лестница?», Глэдис не увидела препятствий к тому, чтобы одолжить полицейским собственность своей хозяйки. Она вручила Харботтлу ключ от сарая, предупредив, что если лестница не вернется на место, то завтра садовник учинит скандал, а затем пригласила Хемингуэя в кухню, попить чаю. При появлении инспектора через четверть часа он прервал многообещающий тет-а-тет, причем Харботтлу показалось, что ему не пришлось задавать Глэдис никаких вопросов, включая глупые. Та сидела, упершись локтями в стол и грея ладони о чашку крепчайшего и сладчайшего чая. Инспектор застал ее за радостным хихиканьем и за восторженными похвалами его шефу.

– Если бы мой Берт услышал вас, даже не знаю, что он сделал бы! – весело заявила она.

Хемингуэй переглянулся с инспектором.

– Если бы я женихался, никакой Берт передо мной не устоял бы!

– Вот нахал! – Глэдис расхохоталась, потом оглянулась на Харботтла и вежливо, но без воодушевления предложила: – Может, вашему другу тоже налить чашечку чаю?

– Нет, он такого не пьет, – сказал Хемингуэй, вставая из-за стола. – И потом, третий – лишний. Ну, а теперь я должен кое-что проверить. Не возражаете пустить меня в кабинет?

Глэдис посмотрела на часы.

– Возражать вам, полицейским, себе дороже. Только немного подождите. Сейчас начнется «Дневник миссис Дейл». Садитесь и послушайте. Чудесная передача!

– Нам пора возвращаться в Беллингэм, – произнес Хемингуэй. – Можете не провожать нас в кабинет. Оставайтесь здесь и слушайте свою любимую передачу! Я прослежу, чтобы инспектор ничего не стащил.

– Лучше пусть он за вами приглядит! Вы же не перевернете там все вверх дном?

Хемингуэй заверил Глэдис, что сохранит в помещении образцовый порядок.

«Дневник миссис Дейл, – внезапно раздалось из радиоприемника. – Ежедневные события в жизни докторской жены».

Глэдис временно утратила интерес к Хемингуэю и прильнула к приемнику. Полицейские вышли в холл.

– Нашли? – спросил Хемингуэй.

Инспектор разжал ладонь, на которой лежал кусочек свинца.

– Наконец-то! – обрадовался Хемингуэй. – Отправим специалистам, пусть сравнят с пулей, вынутой из головы Уорренби. Пусть Нарсдейл заберет это сегодня вечером.

– Гильзу от пули можно не искать. Жаль! – заметил инспектор.

– Ее все равно уже нет. Наш неизвестный ничего не делал на авось. Другую гильзу он оставил под кустом специально. Вторую нам получить не положено.

Говоря, он прошел в кабинет, оставив дверь открытой, чтобы услышать приближающиеся шаги.

– Вот здесь, прямо за столом, – торопливо произнес он. – Он сидел, когда в него угодила пуля. Крови не должно было вытечь много.

– На бумагах, найденных на столе, кровь отсутствовала, – напомнил Харботтл. – На столе я тоже не вижу никаких следов.

– Младший Хасуэлл и Карсторн показали, что стол был завален бумагами. Не сомневаюсь, что те, на которые попала кровь, аккуратно удалили. Мы попросим клерка Уорренби просмотреть бумаги, какие я забрал, пусть скажет, все ли на месте. А вы проверьте оконные шторы, подоконники и рамы. Сам я займусь ковром.

Ковер был турецкий, плотный, красный, с сине-зеленым рисунком. Опустившись на четвереньки, Хемингуэй промолвил:

– Свежая кровь была бы не видна, он мог не заметить. Мне хватило бы пары пятнышек…

– На шторах ничего, – доложил инспектор. – Но они отодвинуты далеко, на них не попало бы. – Он тоже встал на колени и пригляделся к половицам. – Другое дело – пол…

– Убийца наверняка проверил пол и, найдя кровь, тщательно стер ее. Прежде чем тащить Уорренби, он обмотал ему чем-то голову. Идите сюда! Что вы думаете об этом?

Инспектор подскочил, схватил протянутую ему лупу, упал на колени и уставился на два маленьких темных пятна на ковре, выделявшихся на красном фоне.

– Возможно… – пробормотал он.

– Режьте! – приказал Хемингуэй. – Нам повезло, что ковер ворсистый. Верните мне лупу.

C ее помощью он обнаружил еще одно пятно – более тусклое, зато крупнее, похожее не на каплю, а на след от крови.

– Полагаю, это подтверждает мою версию, Хорас, – радостно сказал он.

– Если это пятна крови, – поправил его осторожный помощник, отправляя срезанные ворсинки в поданный Хемингуэем спичечный коробок.

– Задача доктора Ротерторпа. Но, по-моему, это все-таки кровь. – Он посмотрел на стол. – А говорили про авторучку, оставленную без колпачка! Мне надо было внимательнее слушать рассказ Карсторна про то, как он ее нашел! Пойдемте! Слышу шаги блондинки, идущей по мою душу!

Двое детективов, направившись по проулку к дороге на Триндейл, увидели впереди Фокс-коттедж, рядом с воротами которого собрались возбужденные люди. На первый взгляд напрашивался вывод, что ответственность за возбуждение лежит на своре пекинесов в полном составе, но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что присутствуют только пять Ультим, из них четверо, ограниченные поводками, путались вокруг хозяйских ног, и только один, в котором Хемингуэй признал патриарха Улисса, обходился без поводка. Рядом находилась машина Хасуэлла-младшего, водитель и миссис Миджхолм стояли перед калиткой, на верхнюю планку которой опирались изнутри мисс Паттердейл в комбинезоне и садовых рукавицах и ее племянница, в розовом льняном платье и огромной шляпе от солнца. Вся четверка увлеченно дискутировала, причем сильнее всего впечатляло поведение мисс Паттердейл. Детективов никто не замечал, пока к ним не бросился с угрожающим лаем бдительный Улисс.

– Что за недоверие, старина? Так ты приветствуешь друзей? – улыбнулся Хемингуэй, наклонившись и дружески поглаживая песика.

От этой фамильярности Улисс возмущенно вытаращил свои глазенки, зарычал, но, не отличаясь излишней горячностью, прежде чем перейти к крайним мерам, обнюхал руку старшего инспектора и смекнул, что перед ним если не друг, то знакомый, с кем надлежит раскланиваться. Перестав свирепо топорщить гриву, он милостиво махнул хвостом и чихнул.