Майкл Иннес - Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник)

– Но, как я понял, несмотря на все свои несомненные достоинства, сэр Арчибальд не слишком надежный человек и не пользуется вашим стопроцентным доверием?

– Да, вероятно, не стопроцентным. Несколько лет назад произошел прискорбный инцидент, когда я узнал, что Арчи сумел получить доступ в винный подвал с помощью отмычки. Хотя виноват отчасти я, поскольку сам выступил с подобной идеей. Видите ли, в моих книгах герои делятся с читателями самыми разнообразными знаниями и приемами. И Арчи просто позаимствовал уловку из моего романа. Что, конечно, только усилило взаимную неловкость в той ситуации.

Чоун кивнул. Похоже, мистер Элиот уже на практике узнал, каково это, когда, по его же выражению, наши фантазии возвращаются, чтобы ударить по нам самим.

– А что сэр Руперт? – поинтересовался он.

– Руперт? – Мистер Элиот чувствовал дискомфорт, но деваться было некуда. – Руперт – персона весьма основательная. Он многое повидал на своем веку. Человек действия, активности. Так он сам иногда себя называет.

– И что же, он проявлял активность в последнее время?

Услышав столь недвусмысленный вопрос, мистер Элиот, казалось, удивился.

– Странно, но если вдуматься, то нет. Ему просто нравится жить в Расте. – Он снова сменил позицию в кресле, словно искал положение, при котором вещи начнут представать в более радужном свете. – Здесь ему спокойнее, даже безопаснее. Поскольку, как я уже сказал, он тоже не абсолютно надежен.

– Если можно, подробнее.

Ощущение собственной беспомощности у мистера Элиота только возросло.

– Речь идет, главным образом, о деньгах. Он как-то никогда не умел обращаться с ними правильно. Помнится, в детстве произошло достойное сожаления недоразумение с ящиком для пожертвований в пользу бедных, установленным в местной церкви. Наш священник проявил крайнюю непримиримость в том случае. Он был склонен считать это скорее святотатством, чем обыкновенным мелким воровством. А сейчас проблема, главным образом, связана с чеками. Их так соблазнительно легко подделывать.

Получив, к своему удовольствию, достаточно интересную информацию, доктор Чоун слегка ослабил нажим. Он заговорил о том, как глупо рассматривать вскрытие ящика для пожертвований с криминальной точки зрения, не принимая во внимание все аспекты подростковой психологии; потом перешел на вред, который часто приносят служители церкви вместо того, чтобы во всем поддерживать свою паству. Мистер Элиот подбросил дров в камин, а доктор Чоун снова услужливо поправил поленья с помощью кочерги. На этом краткое перемирие подошло к концу.

– Теперь перейдем к вашим детям, – сказал Чоун. – Понимаю, это всегда очень сложный для родителей вопрос, но его необходимо рассмотреть. Поведение ваших детей я бы назвал амбивалентным, то есть весьма двойственным.

Мистер Элиот в глубокой задумчивости смотрел на огонь. Создавалось впечатление, что даже термин исключительно научного свойства сейчас не соблазнял его на обсуждение предложенной темы.

– Они любят вас, – мягко продолжил Чоун. – Любят истинной и преданной любовью. Но в то же время они вас ненавидят. И в первую очередь это относится к вашему сыну.

– Ну, знаете! – возмущенно воскликнул мистер Элиот, всерьез задетый словами собеседника. – Не думаю, чтобы вы достаточно хорошо разобрались в характере Тимми для подобного рода выводов…

Чоун властным жестом воздел руку.

– Я говорю сейчас как ученый, – прервал он возражения хозяина, – который основывается на данных обследования тысяч примеров взаимоотношения родителей с детьми. Мы можем воспротивиться этому. Но научный факт останется неопровержимым. Мы можем цепляться за иллюзию. Но реальность не изменится.

Чоуну даже нравилось вставлять нравоучительные антитезы в разговор с людьми, чье сознание упрямо противилось свету истины; его голос звучал сейчас так, словно он вещал с позиций высшей добродетели, непостижимой пока для пациента.

– Вы можете восставать против неугодной вам закономерности. Но гораздо мудрее было бы черпать в ней силу. Мы ранены, уязвлены. Остается лишь понять, что такие раны в порядке вещей.

Мистер Элиот нахмурился. Вероятно, он действительно припомнил полученные когда-то раны, о которых толковал Чоун, или же как литератору ему не нравилось, если столько фраз подряд начинались с препозиции.

– То есть вы хотите мне внушить, – спросил он, – что Тимми с Белиндой и разыгрывают меня? Что именно они стоят за всеми мерзкими шутками?

Эта реплика нарушила тщательно отрепетированную важность, с какой привык проводить свои сеансы доктор Чоун. Ему не нравилось, когда вопросы начинали задавать пациенты, но еще больше он не любил прямых переходов от абстрактных рассуждений к конкретике.

– Разумеется, нет, – ответил он. – Я далек от мысли, что мы хотя бы приблизились к той точке, когда уже можно строить хоть какие-то предположения… Но разве вы будете отрицать, что ваши дети ведут себя порой странно и эксцентрично?

– Не буду. Прежде всего потому, что они находятся в эксцентричном возрасте. Впрочем, если уж на то пошло, то лично я так эксцентричным и остался.

– Вот видите! – многозначительно воскликнул Чоун, сделав потом продолжительную паузу. – Но, как вы верно заметили, уже подали сигнал готовиться к ужину. И мы достигли точки, когда нашу беседу следует на время прервать, согласны?

– Прервать? – повторил Элиот, словно не сразу понял смысл сказанного Чоуном. – Да, возможно, нам лучше сделать перерыв. – И его голос стал почти извиняющимся. – У меня сегодня столько гостей, и каждому приходится уделять хотя бы немного внимания.

Чоун поднялся и направился к двери.

– Нам не следует торопиться, – сказал он. – Я сталкивался с такого рода случаями – тревожными, но ни в коем случае не трагическими, – для разрешения которых требовались буквально сотни бесед и сеансов. – Его глаза слегка затуманились, как будто он увидел перед собой игровой автомат действительно огромных размеров. – И с каждым разом, мой дорогой Элиот, я все полнее проникаюсь поистине чудесной глубиной и сложностью устройства человеческого сознания. Я бы описал это, не будь слово уже настолько затертым, как нечто священное.

У двери он на мгновение остановился, осененный, казалось, новой мудрой мыслью, но произнес всего лишь:

– Как приятно, однако, что пришло время поужинать. У меня разыгрался нешуточный аппетит. – И, со снисходительной улыбкой признав за собой столь приземленное желание, вышел в коридор.

– Это – мистер Кермод, – сказала миссис Моул.

Гости собрались перед ужином в просторном, но безликом помещении, куда, впрочем, большинство из них переместились сразу после обеда. И хотя комната выглядела обширной, как нечто вроде зала, собравшиеся помещались в ней с трудом, отчего она представлялась не соответствующей своему нынешнему предназначению. Причем нельзя было сказать, что мешал излишек мебели и прочей обстановки. Просто все здесь препятствовало свободному перемещению большой группы людей. Особенно если кто-то из них не приспособился заранее к ритму и правильным маневрам подобного перемещения. Только если вырос в Расте, ты знал, почему именно здесь на высоте пяти футов висела голова лося, когда-то подстреленного двоюродным дедушкой Ричардом. Во всем остальном доме для нее попросту не нашлось подходящего места. А так под ней можно было свободно проходить, не цепляясь высокой дамской прической и не рискуя удариться головой.