Энн Перри - Брат мой Каин

Прежде чем возвратиться на свое место, Оливер улыбнулся и, встретившись на мгновение взглядом с Женевьевой, заметил, что она по-прежнему смотрит неподвижно перед собой.

Эбенезер Гуд поднялся на ноги, улыбаясь с поразительной благосклонностью. Потом он с едва ли не почтительным видом приблизился к свидетельской трибуне. Зрители принялись заинтересованно перешептываться. Один только Кейлеб, похоже, остался равнодушным, старательно избегая даже смотреть в сторону адвоката.

– Миссис Стоунфилд, – заговорил Гуд хорошо поставленным и приятным для слуха голосом, – я искренне сожалею о том, что вынужден подвергнуть вас этому испытанию, но вы должны понять, что, переживая, как и все остальные, по поводу постигшей вас трагедии, я тем не менее обязан – и это является в первую очередь именно моим долгом – позаботиться о том, чтобы мы не усугубили ее, осудив человека, который в действительности не является виновным. Вы, конечно, понимаете, о чем идет речь, я в этом не сомневаюсь. – Он чуть приподнял брови, этим как бы подчеркивая, что не ошибается в собственных надеждах.

– Да, я понимаю, – ответила Женевьева.

– Я так и думал. Вы великодушная женщина. – Адвокат пристально посмотрел на нее, держа руки в карманах и продолжая улыбаться. – У меня нет сомнений в том, что у вашего мужа были весьма сложные отношения с братом, приводившие иногда к ссорам. Они едва ли могли стать иными, поскольку их жизненные пути столь отличались друг от друга. – Высвободив руки, Гуд сделал красноречивый жест. – Ваш муж имел все, что только можно себе позволить: красивую и добродетельную жену, пятерых здоровых детей, находящийся в хороших руках уютный дом, куда он возвращался каждый вечер, приносящее доход дело… Вдобавок он пользовался всеобщим почетом и уважением, как порядочный человек и знающий свою работу профессионал. Наконец, многие питали по отношению к нему чисто дружеские чувства.

Сделав паузу, Эбенезер покачал головой и скривил губы, после чего продолжил:

– Тогда как несчастный Кейлеб в силу каких-то обстоятельств не обладает ничем из того, о чем я только что говорил. У него нет ни жены, ни детей. Он ночует там, где найдет укрытие от холода и непогоды. Он питается, когда придется. У него почти нет других вещей, кроме одежды, в которой мы его сейчас видим. Он добывает средства к существованию как придется и где придется, притом довольно часто вызывающими презрение окружающих способами. И он действительно чувствует себя презренным изгоем в обществе. При этом я могу допустить, что некоторые, если не сказать многие, чьи жизненные условия столь же незавидны, испытывают перед ним страх. – Гуд улыбнулся, обернувшись к присяжным: – Я не стараюсь изобразить подзащитного достойным восхищения человеком, он лишь один из тех, кто вправе рассчитывать на наше сострадание, и, возможно, причины гнева и ненависти, которые он временами испытывал по отношению к собственному брату, не останутся для нас абсолютно непонятными.

Эти слова защитник произнес, обращаясь к зрителям. А потом он круто обернулся и вновь устремил взгляд на Женевьеву.

– Миссис Стоунфилд, вы утверждаете, что, когда ваш супруг после того, как посещал Ист-Энд, возможно, Лаймхаус или Собачий остров, возвращался домой избитым, вы замечали у него синяки, а иногда даже раны. Вы говорили именно так, да?

– Да. – Женщина насторожилась, и ее охватило легкое замешательство.

– Вам казалось, он побывал в схватке, причем довольно серьезной? Я так понял ваши слова. Я не ошибся? – еще раз уточнил Эбенезер.

– Нет. – Свидетельница мельком посмотрела в сторону подсудимого, но потом тут же отвела взгляд.

– Ваш муж говорил, что телесные повреждения нанес ему именно Кейлеб, миссис Стоунфилд? – настойчиво интересовался Гуд. – Прошу вас, подумайте хорошо и постарайтесь ответить точно.

Судорожно сглотнув, Женевьева обернулась к Рэтбоуну, намеренно смотревшему в другую сторону. Никто не должен заподозрить его в том, что он подает свидетельнице какие-то знаки. Ей необходимо отвечать самой, только самой, чтобы ее показания произвели должное впечатление.

– Миссис Стоунфилд! – нетерпеливо торопил ее адвокат.

– Он уходил, чтобы встретиться с Кейлебом, – попробовала возразить она.

– Конечно. Я не думаю, что у него имелись другие причины отлучаться из дома, – заявил Гуд, давая этим понять присяжным, что подобные причины вполне могли существовать. – Нам незачем даже задумываться над этим вопросом – по крайней мере, сейчас. Но ваш муж все-таки говорил, что раны нанес ему именно Кейлеб, миссис Стоунфилд? Это очень важно. Не могло получиться так, что Кейлеб вмешался в какую-нибудь драку, а ваш муж, как верный брат, пришел ему на выручку? Вы не считаете такое возможным, мадам?

– Нет. Это, по-моему, невозможно, – не совсем уверенно проговорила Женевьева. – Но…

– Но что? – Эбенезер держался с подчеркнутой вежливостью. – Энгус не любил скандалов? – Адвокат приподнял брови. – Он был не из тех, кто легко ввязывается в драку? Я не сомневаюсь, что вы хорошо знаете вашего мужа, но вам, наверное, не приходилось бывать с ним в каком-нибудь пабе на Собачьем острове. Там иногда обстоятельства складываются так, что человеку с весьма миролюбивым складом характера – и даже трусу – не удается остаться в стороне. Кейлеб, по-вашему, драчун, мадам? Он не мог выступать в роли зачинщика этих драк или принимать в них участие?

Оливер поднялся со своего места.

– Ваша честь, разве свидетельница может знать о подобных вещах? Ведь, как известно моему уважаемому коллеге, она никогда там не бывала!

Гуд взглянул на своего оппонента с преувеличенно вежливой улыбкой и довольно остроумно заявил:

– Увы, я стал жертвой собственных умозаключений, как я полагаю. – С этими словами он вновь обернулся к Женевьеве: – Я снимаю вопрос, мадам. Он действительно нелеп. Вы не скажете, судя по тому, что говорил вам муж, не могло ли получиться так, что он пострадал в какой-нибудь драке вместе с Кейлебом либо по пути к нему или возвращаясь домой? То есть он получил телесные повреждения не от руки брата. Или вы считаете это невозможным?

– Это возможно, – ответила свидетельница, однако выражение ее лица и даже манера держаться свидетельствовали об обратном.

– А пятна крови на его одежде, – продолжал защитник, изобразив на лице сострадание, – которая, как я намеренно сейчас допускаю, принадлежала вашему супругу. Могу ли я высказать столь оптимистичное и исполненное надежды предположение, что эта кровь принадлежала не ему, а какому-то другому пострадавшему и ваш муж просто выбросил эти вещи, убедившись, что они безвозвратно испорчены?

– Тогда где он? – Женевьева подалась вперед, опираясь на перила. Ее лицо теперь выражало мольбу. – Где Энгус?