Энн Перри - Брат мой Каин

Неожиданно для самого себя младший Рэтбоун улыбнулся.

– Я боюсь проиграть, хотя рассчитывал выиграть.

– Объясни мне в общих чертах суть дела. – Вынув трубку изо рта, Генри с рассеянным видом указал чубуком на Оливера. – И не обращайся ко мне так, словно перед тобой сидят присяжные! Говори только правду.

Отрывисто рассмеявшись, юрист принялся излагать известные ему чистые факты, говоря о собственном отношении к ним лишь в случаях, где это казалось ему важным, с точки зрения их интерпретации и ввиду отсутствия улик. Закончив рассказ, он устремил на отца пристальный взгляд в ожидании ответа.

– Здесь снова не обошлось без Монка, – заметил Генри. – А скажи, ты больше не встречался с Эстер? Как у нее дела?

Оливер ощутил внутреннюю неловкость. Он не собирался размышлять на эту тему, а тем более обсуждать ее с отцом.

– Присяжных крайне трудно заставить признать подсудимого виновным в убийстве, если не удалось обнаружить трупа, – раздраженно проговорил он. – Однако если кто-то заслуживает петли, так это Кейлеб Стоун. Чем больше я узнаю об Энгусе, тем больше я им восхищаюсь, а его брат кажется мне все более отвратительным. Он жесток, агрессивен, склонен к садизму и вдобавок неблагодарен.

– Но… – Старший Рэтбоун приподнял брови, бросив на сына умный проницательный взгляд.

– Он, похоже, не испытывает никаких угрызений совести, – продолжал Оливер. – Даже глядя на вдову, зная, что у нее осталось пятеро детей, и понимая, какая судьба их теперь ждет… – Проговорив эти слова, он осекся.

– Ты сомневаешься в том, что он виновен? – спросил Генри, потягивая кларет.

Оливер тоже взял свой бокал. Отблески пламени заставляли вино переливаться рубиновым цветом, а его чистый, немного острый аромат приятно ударял в голову.

– Нет, – покачал головой Рэтбоун-младший. – Я постоянно вижу его перед собой, словно живого. Даже когда не смотрю в его сторону, что, кстати, стараюсь делать как можно чаще, я ощущаю его чувства, его злобу… и боль. И я также понимаю, насколько он умен.

– Если ты выиграешь, его повесят.

– Да.

– И это задевает тебя за живое?

– Да.

– А если ты проиграешь, он выйдет на свободу, виновный и оправданный?

– Да.

– Я ничем не могу тебе помочь, кроме того, как предложить тебе провести вечер в спокойной обстановке и угостить тебя еще одним бокалом кларета. Ты уже знаешь все, что я собираюсь сказать.

– Да, конечно, знаю. Я полагаю, у меня просто нет желания произносить эти слова самому наедине с собой. – Оливер сделал большой глоток, с наслаждением ощутив вкус вина. Он мог позабыть о беспокоящем его деле – по крайней мере, до тех пор, пока не настанет время отправляться домой.

Монк не присутствовал на суде. Поскольку ему предстояло выступать в качестве свидетеля, его не могли допустить в зал, пока он не даст показания, и у него не возникало ни малейшего желания прохлаждаться в ожидании в коридорах, прислушиваясь к обрывкам новостей.

Друзилла Уайндхэм больше не подавала о себе никаких известий. Если она собиралась обратиться полицию по поводу попытки покушения на ее честь, которую Уильям якобы совершил, она, вероятно, решила повременить с жалобой. Сыщику казалось куда более вероятным, что она, понимая бесполезность подобного преследования, скорее всего, попытается покончить с ним с помощью инсинуаций, поскольку эта более медленная и изощренная пытка имеет гораздо больше шансов на успех. Ему придется жить с постоянным ощущением висящего над головой меча, никогда не зная, в какой момент этот меч наконец упадет.

Решив встретиться с Ивэном, Монк узнал, что ему поручили произвести допрос подозреваемого в краже со взломом и он появится в участке не раньше чем завтра. Впрочем, Джон в любом случае немногим мог помочь детективу до тех пор, пока не выяснит, о каком деле идет речь, – при условии, если это дело вообще существовало.

Уильям шагал по ледяным камням мостовых, почти не обращая внимания на порывы встречного ветра. Проехавший слишком близко к обочине экипаж окатил его потоком воды из сточной канавы, угодив в нее колесами, и теперь мокрые брюки неприятно хлестали его по лодыжкам.

В чем он провинился перед Друзиллой? Как он обходился с другими женщинами? Монк очень мало знал о собственной личной жизни. Он редко писал сестре Бет – об этом сыщик догадался по содержанию сохранившихся у него писем от нее. И он не любил Ранкорна и теперь считал себя отчасти виноватым в том, что тот повел себя по отношению к нему столь агрессивно. Ранкорн постоянно ощущал презрение, которое испытывал к нему Уильям как к профессионалу. Первоначальная легкая неприязнь постепенно переросла в опасение, причем весьма обоснованное. Выискивая слабости начальника, Монк потом искусно на них играл.

Теперь все это вызывало в душе детектива чувства, весьма далекие от восхищения.

Ранкорн явно не относился к числу привлекательных людей, будучи ограниченным, занятым лишь самим собой и вдобавок трусом, начисто лишенным великодушия. Но работая рядом с Монком, он сделался еще беднее духом, а никак не богаче.

Кто еще мог иметь на сыщика зуб? Никто из тех, кто был ему знаком в прошлом. Причинил ли он зло Гермионе? Похоже, она сама обошлась с ним жестоко. Но даже если бы он знал ее дольше и если бы она не разочаровала его столь глубоко, не мог ли он в конце концов все равно поступить по отношению к ней несправедливо?

Размышления на эту тему заводили Уильяма в тупик.

Он пересек улицу, не обращая внимания на конский навоз, который не успели убрать.

Как ему судить о настоящем, о тех двух годах, столь быстро пролетевших после случившегося с ним несчастья? Он вел себя честно по отношению к Ивэну – в этом Монк абсолютно не сомневался. И по отношению к Калландре – тоже. Он нравился ей, она испытывала к нему весьма теплые чувства. Сознание этого доставляло детективу сейчас необыкновенное удовольствие: он прямо-таки уцепился за эту мысль с надеждой утопающего. Всего лишь месяц назад Уильям ни за что бы не поверил, что такое может с ним произойти.

Однако возраст леди Дэвьет уже приближался к шестидесяти годам. Поэтому наиболее точным зеркалом его отношений с женщинами в этом смысле, если можно так выразиться, была Эстер. Как он обращался с этой девушкой, пережившей вместе с ним ужасные события, продемонстрировавшей редкую смелость и верность перед лицом неудач и не испугавшуюся жестоких врагов?

Монк неизменно оказывался рядом, когда ей угрожала опасность, ни на мгновение не сомневаясь в ее порядочности и невиновности. Сыщик трудился дни и ночи ради ее спасения. Он поступал так без всяких колебаний, это казалось ему единственно верным путем, иного он просто не мог предположить.