Агата Кристи - Место назначения неизвестно

— Значит, вы и ко мне приставите «хвост»?

— Конечно.

— Как?

Он покачал головой:

— Намного лучше, если вы не будете этого знать. О чем вы не знаете, о том вы и не сможете рассказать.

— Вы считаете, что я выдам вас?

Джессоп в очередной раз нацепил на лицо свою совиную маску.

— Не знаю, насколько талантливая вы актриса… насколько талантливая лгунья… Это не просто. Вопрос не в том, что вы можете проговориться о чем-нибудь по неосторожности. Промах можно допустить каким угодно образом: внезапным вдохом, секундной паузой в каком-нибудь действии, прикуривании сигареты, например. В узнавании какого-нибудь имени или знакомого. Вы попытаетесь скрыть это, исправиться, но иногда и мгновения бывает достаточно.

— Это значит, что я должна быть начеку каждую секунду?

— Именно. Ну а пока продолжим урок! Как будто опять вернулись в школу, правда? Теперь вы уже совершенный специалист по Оливии Беттертон. Давайте перейдем к другому!

Шифры, возможные реакции, различный реквизит. Урок продолжался: вопросы, повторения, попытки запутать, заставить ошибаться, затем — варианты предположительных ситуаций и ее действия в них. Джессоп выглядел довольным.

— Вы справитесь, — сказал он, по-отечески похлопывая ее по плечу. — Вы способная ученица. И запомните вот что: как бы сильно вам временами ни казалось, что вы остались в полном одиночестве, не забывайте, что, возможно, это не так. Я сказал «возможно», за большее ручаться не могу. У нас чертовски умный противник.

— А что случится, — спросила Хилари, — если я достигну конечного пункта путешествия?

— То есть?

— То есть когда я встречусь лицом к лицу с Томасом Беттертоном.

Джессоп помрачнел.

— Да, это опасный момент. Могу лишь только сказать, что у вас будет защита. Если, конечно, все пройдет по нашему плану. Но в основе самой операции, как вы, вероятно, помните, лежало условие, что вам не слишком хочется остаться в живых.

— Если серьезно, то на успех один шанс из ста? — сухо спросила Хилари.

— Верю, мы можем немного их увеличить. Тогда я не знал, что вы из себя представляете.

— Да, не знали. — Хилари задумалась. — Мне кажется, для вас я была всего лишь…

Он закончил за нее:

— Женщиной с приметной рыжей шевелюрой, у которой не было мужества продолжать жить.

Она вспыхнула:

— Довольно циничное суждение.

— Но справедливое, не так ли? Я не жалею людей. Хотя бы потому, что это оскорбительно. Жалеют людей только в том случае, когда они сами себя жалеют. В настоящее время жалость к самому себе — самый большой в мире камень преткновения!

Хилари задумалась.

— Возможно, вы и правы. А разрешите ли вы себе пожалеть меня, если я буду ликвидирована, как там у вас это называется, во время выполнения задания?

— Пожалеть вас? Нет. Я прокляну все на свете, потому что тогда мы потеряем человека, стоившего всех тех хлопот, которые были на него затрачены!

— Ну и комплимент.

Несмотря ни на что, это было приятно.

— Мне пришла в голову еще одна вещь, — продолжила она деловым тоном. — Вы сказали, что никто из них, вероятно, не знает, как выглядит Оливия Беттертон, но что, если вдруг кто-нибудь узнает меня? У меня в Касабланке нет знакомых, но ведь есть еще люди, которые летели сюда со мной в самолете. И можно случайно встретиться с кем-нибудь из них.

— О пассажирах самолета вам нет нужды беспокоиться. Люди, которые летели с вами вместе из Парижа, бизнесмены. И они продолжили путь в Дакар. Здесь вышел кроме вас только один человек, но улетел уже назад в Париж. Отсюда вы поедете в другую гостиницу, в ту, где для миссис Беттертон забронирован номер. Вы будете одеты в ее одежду, у вас будет ее прическа, а пара кусочков пластыря по краям лица сделает вас совершенно неузнаваемой. Между прочим, над вами еще поработает врач. Под местной анестезией, так что больно не будет, однако вам придется заиметь несколько натуральных отметок в память о катастрофе.

— Вы работаете очень тщательно, — заметила Хилари.

— Приходится!

— Вы не спрашиваете меня, — продолжила Хилари, — сказала ли мне перед смертью что-нибудь Оливия Беттертон.

— Вас мучают угрызения совести?

— Извините.

— Не стоит. Я уважаю вас за это. Я бы тоже хотел ощутить угрызения совести, но их нет в списке применяемых мною приемов.

— Она действительно сказала кое-что, и, наверное, я должна рассказать вам об этом. Она сказала: «Передайте ему», в смысле, Беттертону, «передайте ему, чтобы был осторожен. Борис опасен».

— Борис, — Джессоп с интересом повторил имя. — А! Наш корректный иностранец, майор Борис Глидр!

— Вы знаете его? Кто он?

— Какой-то поляк, приходил ко мне в Лондоне. Выдает себя за двоюродного брата первой жены Тома Беттертона.

— Выдает?

— Если говорит правду, то он — двоюродный брат покойной миссис Беттертон. Но в этом мы можем полагаться только на его честность.

— Беттертон была напугана, — нахмурясь, вспомнила Хилари. — Вы можете описать его? Для того, чтобы я смогла узнать.

— Да. Приблизительно: рост — шесть футов, вес — около 160 фунтов, волосы светлые, довольно невозмутимое, бесстрастное лицо, светлые глаза, разговаривает высокопарно, как иностранец, но его английский очень правильный, хотя и с заметным акцентом, твердая военная выправка. — Затем добавил: — Я послал проследить за ним, когда он ушел от меня. Из этого ничего не получилось. Он отправился прямо в посольство США, из которого у него было рекомендательное письмо. Обычное дело, когда они хотят быть вежливыми, но ни за что не отвечать. Полагаю, он уехал из посольства на чьей-нибудь машине или вышел через черный ход, переодевшись лакеем или кем-нибудь еще. В любом случае он ускользнул от нас. Да… думаю, Оливия Беттертон была права, когда сказала, что Борис Глидр опасен.

В небольшой гостиной отеля «Сен-Луи» сидели три дамы, и каждая была поглощена своим занятием. Миссис Кэлвин Бейкер, маленькая, пухленькая, с аккуратной прической, писала письма с той неистовой энергией, которую прилагала к любому виду деятельности. Невозможно было не признать в ней путешествующую американку, не обремененную делами и с неутолимой жаждой получения точной информации буквально обо всем на свете.

На неудобном стуле в стиле ампир сидела мисс Хетерингтон, столь же ярко выраженная путешествующая англичанка, и вязала какой-то унылый и бесформенный предмет одежды. Такие предметы, кажется, непрестанно вяжут все англичанки средних лет.

Мисс Хетерингтон была высокой и худой, с тощей шеей, небрежно уложенными волосами и с общим выражением морального разочарования во всей Вселенной.

Мадемуазель Джин Мэрикот элегантно расположилась на стульчике у пианино, смотрела в окно, зевала. Мадемуазель Мэрикот была брюнеткой, перекрашенной в блондинку, с простеньким лицом, вызывающе покрытым косметикой. Одета она была в шикарные наряды и не испытывала ни малейшего интереса к остальным двум дамам, находившимся в комнате, которых презрительно отнесла именно к тем типам, что они собой являли. Она была погружена в размышления о важных изменениях в своей интимной жизни и не собиралась растрачивать время на жизнерадостных туристов!