Найо Марш - Занавес опускается: Детективные романы (Форель и Фемида • Пение под покровом ночи • Занавес опускается)

Родерик рассчитывал, что посплетничает с Фоксом и тот введет его в курс дела, но Фокса вызвали куда-то за город, и вернуться он должен был только к вечеру. А пока что Родерик занялся одним из своих старых знакомых, неким Донованом, по кличке Косой, который, пережив два военных трибунала и шесть месяцев заключения в тюрьме Бродмур, а также успешно увернувшись от падавшей ему на голову бомбы, оставил безошибочные следы своего таланта на дверном замке антикварного магазина в Челси. Приведя в движение рычаги сложного полицейского аппарата, призванного выследить Косого и доставить по месту назначения, Родерик вернулся к своей картотеке.

Ничего суперпотрясающего там не было: обычные уголовные дела. Его это порадовало. За три года работы в контрразведке он с избытком хлебнул и непредвиденных опасностей, и подъемов по тревоге — бог свидетель. Так пусть уж его возвращение в Скотленд-Ярд будет спокойным.

В это время позвонил Найджел Батгейт.

— Слушай, Агата уже читала про завещание?

— Какое завещание? Чье?

— Старого Анкреда. Она же рассказала тебе про Анкредов?

— Да, конечно.

— Это в утренней «Таймс». Прочти. Анкредов родимчик хватит.

— А что старик натворил? — равнодушно спросил Родерик. Ему почему-то не хотелось снова слышать про Анкредов.

В трубке раздалось хихиканье.

— Ладно, Найджел, выкладывай. Что он натворил?

— Натянул им нос.

— Каким образом?

— Все подчистую отписал Соне Оринкорт.

Когда Родерик все так же неохотно проглядел в газете завещание, он понял, что Найджел несколько упростил ситуацию. Сэр Генри срезал долю Седрика, оставив ему только прилагавшийся к титулу обязательный минимум, определил по тысяче фунтов единовременно каждому из своих детей, Миллеман и доктору Уитерсу, а все прочее завещал Соне Оринкорт.

— Да, но… А как же его речь на ужине и то, первое завещание? — ошеломленно сказала Агата, когда он показал ей газету. — Неужели это был розыгрыш? Тогда мистер Ретисбон должен был знать. Или… Рори, по-моему, все решила летающая корова. Он тогда так обозлился, что, наверно, немедленно вызвал к себе мистера Ретисбона и составил новое завещание.

— Но он ведь считал, что корову нарисовала Панталоша. Зачем было вымещать зло на всей семье?

— Может быть, Томас или кто-то другой поднялся к нему и рассказал, какое у Панталоши алиби. Сэр Генри не знал, кого подозревать, и проклял всю честную компанию.

— Кроме мисс Оринкорт.

— О себе она уж как-нибудь позаботилась, — убежденно сказала Агата.

Новость ее взбудоражила, и весь вечер она то и дело возвращалась к этой теме.

— Что теперь делать Седрику, представляешь? Я уверена, ему не на что будет содержать Домик-пряник. Это он так Анкретон называет, я тебе говорила? Наверно, передаст его государству. Тогда мою картину повесят на ее законное место — там сплошная рябь от витражей, — и все останутся довольны. Воображаю, как будет злорадствовать Соня!

Агата внезапно замолчала, словно что-то не договорив. Родерик увидел, как она нервно стиснула руки. Перехватив его взгляд, Агата отвернулась.

— Давай не будем больше об Анкредах, — сказала она. — Бедняги!

— Что тебя мучает? — неловко спросил Родерик.

— Ничего, — быстро ответила Агата. Но он ждал, и вскоре она к нему подсела. — Скажи мне только одну вещь. Предположим, ты узнал бы про Анкредов не от меня, а от кого-то другого или, например, где-нибудь прочитал бы. Ведь все-таки тут очень много разных загадочных и странных деталей… Что бы ты тогда подумал? Я в том смысле… — Агата нахмурилась и поглядела на свои сцепленные пальцы. — Тебе все это не напоминает начало какой-нибудь страшноватой главки из «Знаменитых уголовных процессов»?

— Тебя это серьезно так волнует? — помолчав, спросил он.

— Как ни странно, да.

Родерик встал с кресла, отошел от Агаты и повернулся к ней спиной.

— Хорошо, — хрипло сказал он после долгой паузы. — В таком случае давай лучше поговорим откровенно.

— Ты о чем? — неуверенно спросила она. — Что случилось?

— Конечно, я веду себя глупо, но давай уж раз и навсегда расставим точки над «i». Есть вещи, которые для меня святы. Когда я после работы возвращаюсь домой, у меня и в мыслях нет обсуждать с женой за чашкой чаю очередное убийство. Дела об убийствах мне попадались, но разве я тебе о них когда-нибудь рассказывал?

— Но, Рори, я бы ничуть не возражала.

— Понимаешь, для меня это своего рода проявление дурного вкуса. Нет, получается, я себя нахваливаю. Знаю, логическому объяснению это не поддается. Короче, если моя работа тебе не по душе, я просто должен сменить профессию.

— Ты придумываешь бог знает что. Я давно избавилась от всех этих снобистских предубеждений.

— А я не хотел, чтобы ты от них избавлялась, — сказал он. — Говорю тебе, у меня дурацкие принципы.

Вопреки его надежде она все-таки спросила:

— Значит, ты думаешь, тут что-то нечисто… с Анкредами?

— К черту твоих Анкредов! Нет, так не пойдет. Хорошо, давай разберемся, чтобы больше к этому не возвращаться. Хочешь, я прослежу ход твоих рассуждений? Итак, в их уродской гостиной лежит книга о бальзамировании. В ней подчеркивается, что для этой процедуры применяют мышьяк. Старый Анкред хвастался, что велел себя бальзамировать. Книжку мог прочитать любой. Видели, как ее читала Соня Оринкорт. В доме пропала банка с крысиной отравой, то бишь опять же с мышьяком. Старик умер сразу после того, как изменил завещание в пользу мисс Оринкорт. Вскрытие не производили. Если произведут сейчас, то наличие мышьяка объяснят бальзамированием. Все сходится, да?

— Пожалуй.

— Тебя мучает вопрос, можно ли в эту схему вписать краску на перилах, летающую корову и прочие шутки-прибаутки?

— Когда ты все так разложил, что-то не очень вписывается.

— Молодец! — Он повернулся к ней. — Это уже лучше. Продолжим. У тебя есть подозрение, что все эти милые каверзы подстроила мисс Оринкорт, чтобы восстановить старика против любимой внучки. Так?

— Да. Или Седрик. У него могла быть та же цель. Понимаешь, пока не начались «изюминки» и коровы, Панталоша, образно говоря, шла на два корпуса впереди всех.

— Да. Короче, ты подозреваешь, что либо кто-то из Анкредов — скорее всего, Седрик, — либо мисс Оринкорт убили старика и, более того, предварительно вывели из игры основного конкурента.

— Я тебя слушаю, и мне уже самой кажется, что это абсурд. Как после кошмарного сна: проснешься — страшно, а потом понимаешь — глупости.

— Очень хорошо! — похвалил он. — Но пойдем дальше. Итак, если старика отравили пропавшим мышьяком, значит, убийство было задумано задолго до юбилея. Миллеман ведь говорила, что банка с отравой пропала достаточно давно. Так?