Найо Марш - Занавес опускается: Детективные романы (Форель и Фемида • Пение под покровом ночи • Занавес опускается)

— Вы так думаете? Но ведь намечавшийся брачный союз был не самым удачным даже с обычной житейской точки зрения, вам не кажется?

— Если бы их отношения с отцом складывались на сбалансированной основе, его брак не вызвал бы у дочерей такого глубокого неприятия, — твердо заявила мисс Эйбл.

— Даже учитывая, что мисс О. стала бы их мачехой и основной наследницей? — рискнул усомниться Родерик.

— Эти причины могли быть выдвинуты как прикрытие, объяснявшее их враждебность. Они служили лишь подспорьем в попытке логически обосновать инстинктивное и в своих истоках чисто сексуальное чувство протеста.

— О боже мой!

— Но, как я уже говорила, нельзя делать выводы, основываясь только на собственных наблюдениях. — Она добродушно засмеялась. — Глубокий психоанализ может дать совершенно другую, куда более сложную картину.

Родерик вынул из кармана трубку и повертел ее в руках.

— Знаете, мисс Эйбл, вы и я как бы воплощаем собой два диаметрально противоположных подхода к расследованию. Вас ваша профессия учит, что поведение человека есть своего рода код, шифр, прячущий от непосвященного уродливую истину и открывающий ее специалисту. Моя же профессия учит меня рассматривать человеческое поведение как нечто бесконечно меняющееся в соответствии с конкретными фактами, а часто и в полном с ними противоречии. Следователи ведь тоже изучают поведение человека, но их умозаключения покажутся вам слишком поверхностными. — Он вытянул руку вперед и раскрыл ладонь. — Вот, например, я вижу, как человек вертит в руке потухшую трубку, и прихожу к выводу, что, возможно, подсознательно он умирает от желания закурить. Вы ему это разрешите?

— Пожалуйста, — кивнула мисс Эйбл. — Это хороший пример. А я вижу, как мужчина ласково поглаживает рукой трубку, и узнаю в его действиях проявление известной разновидности фетишизма.

— Только, пожалуйста, не вдавайтесь в подробности, — торопливо попросил Родерик.

Мисс Эйбл издала короткий профессиональный смешок.

— Послушайте, а как вы объясните эти анонимные письма, которые у нас уже в печенках сидят? — спросил он. — Что за человек мог их написать и зачем ему это было надо?

— Анонимки, вероятно, представляют собой попытку вызвать сенсацию, и написал их человек, чьи нормальные творческие импульсы направлены не в то русло. Желание казаться таинственным и всемогущим также могло послужить дополнительным стимулом. Так, например, Патриция…

— Патриция? А-а, понял. Вы говорите о Панталоше.

— В школе мы не употребляем это прозвище. Мы считаем, что оно придумано неудачно. Прозвища и клички могут вызвать у человека вполне определенную реакцию, особенно когда в них присутствует явно унизительный оттенок.

— Понятно. Ну так что вы хотели рассказать о Патриции?

— Она выработала привычку разыгрывать довольно глупые шутки. С ее стороны это было попыткой привлечь к себе внимание. Раньше она скрывала свои проделки. Теперь же, как правило, открыто ими хвастается. Это, конечно, хороший признак.

— По крайней мере он подтверждает, что она не имеет отношения к недавним шуткам над сэром Генри.

— Я с вами согласна.

— И что автор анонимных писем тоже не она.

— А уж это, по-моему, тем более очевидно, — терпеливо ответила мисс Эйбл.

— Кто же, по-вашему, их написал?

— Я уже говорила: я не могу делать скоропалительных выводов и основываться на догадках.

— Может быть, разок отступите от ваших несгибаемо-железных принципов? Скажите первое, что вам приходит в голову, — настойчиво попросил он.

Мисс Эйбл уже было открыла рот, но тотчас снова его закрыла, посмотрела на Родерика без прежней уверенности и покраснела.

«Ну, еще одно, последнее усилие! — подумал он. — В конце концов, она ведь живой человек», а вслух сказал:

— Итак, отбросим всякую предвзятость. Как по-вашему, кто из живущих в Анкретоне взрослых способен написать такие письма? — Он придвинулся чуть ближе и обаятельно ей улыбнулся. «Видела бы меня сейчас Агата, — мелькнуло у него в голове. — Вот бы посмеялась!»

Мисс Эйбл нерешительно молчала, и он повторил:

— Ну так все же кто, по-вашему?

— До чего вы легкомысленный! — Мисс Эйбл не то чтобы смутилась, но по крайней мере частично утратила профессиональную невозмутимость.

— Допускаете ли вы, что письма написал тот же, кто разыграл серию нелепых шуток?

— Вполне возможно.

Он протянул руку через стол и дотронулся до верхнего сочинения.

— Письма написаны на такой же бумаге.

Лицо у нее запылало. Странно дернувшись, она вдруг накрыла сочинения обеими руками.

— Я вам не верю!

— Вы позволите взглянуть? — Он вытащил из стопки один лист и посмотрел его на свет. — М-да. Бумага довольно необычная, с полями. И те же водяные знаки.

— Он ничего не писал!

— Он?

— Том, — сказала она, и это уменьшительное имя по-новому высветило ее отношение к Томасу Анкреду. — Он на такое не способен.

— Прекрасно. Тогда почему вы сейчас о нем говорите?

Мисс Эйбл покраснела еще сильнее.

— Наверно, Патриция взяла несколько листов и оставила их на той половине дома. Или… — Она нахмурилась и замолчала.

— Да?

— Сюда часто заходит ее мать. Я бы сказала, даже слишком часто. Ее педагогические способности не вызывают у меня доверия.

— Где обычно хранится бумага?

— Вон в том шкафу. На верхней полке. Чтобы дети не дотянулись.

— Вы шкаф запираете?

Резко повернувшись, она уставилась на Родерика.

— Неужели вы допускаете, что я могу написать анонимку. Я?!

— Но вы ведь запираете шкаф?

— Да, конечно. Я этого не отрицаю.

— А где ключ?

— В общей связке с другими ключами, у меня в кармане.

— Вы когда-нибудь оставляли шкаф открытым? Или, может быть, теряли ключи?

— Нет, ни разу.

— Бумагу вы покупаете в деревне?

— Да, она свободно продается в местном магазине. Ее мог купить кто угодно.

— Вполне, — согласился он. — И мы это проверим. Вы зря на меня так сердитесь.

— А я нисколько не сержусь. — В ее голосе было раздражение.

— Отлично. Тогда еще один вопрос. О лекарстве, которое давали вашим воспитанникам. Я хотел бы проследить его маршрут. Конечно, не в организме бедных детишек, а, так сказать, по пути к нему.

— Но зачем? Я не понимаю…

— Естественно, не понимаете, но я объясню. Лекарство для сэра Генри заказали одновременно с лекарством для детей, и тем самым история двух пузырьков взаимосвязана. Вы поможете мне в ней разобраться?

— Попробую. Мисс Оринкорт и миссис Аллен…

Тут, разумеется, последовала неизбежная пауза, а за ней столь же неизбежное разъяснение.

— Боже! — воскликнула мисс Эйбл. — Кто бы мог подумать!

— Да-да, вот именно. Вы, кажется, начали рассказывать про лекарство?