Лео Брюс - Дело без трупа

— Это ей принадлежит магазин перед её домом?

— О нет. Это обособленная кондитерская. Помещения той семейке сдаются очень дёшево, но, похоже, владелец просто не может от них избавиться. Не очень приятные соседи. И такие грязные дети. Моя жена очень о них беспокоится.

— Понимаю. Как к ним пройти?

— Есть вход между моим магазином и соседней кондитерской.

— Спасибо, мистер Роджерс.

— Если вы действительно увидите этих людей, их фамилия Скатл, пожалуйста, не упоминайте про нас. Нам не нужны неприятности.

— Я запомню.

Владелец унылого подержанного мебельного магазина за проходом оказался довольно глухим. К тому же он был тупым, упрямым или и то и другое. Нет, он, конечно, не знал, в какой вечер было самоубийство. Он не знал, что вообще было самоубийство. Он никогда не читает газеты — они наполнены ложью. Да, он часто слышал шум мотоцикла в проходе — он ведь не глухой. Он не может вспомнить, когда он слышал его в последний раз и, конечно, в какое время дня. Он не поддерживает никаких отношений с соседями и ничего не знает об их приходах и уходах.

Кондитерская, расположенная по другую сторону, продемонстрировала высокого джентльмена в очках, который и рад бы был услужить, но закрывал магазин и шёл домой каждый вечер в шесть тридцать за исключением суббот, когда он закрывался на час позже. Он не заметил возвращение молодого Роджерса тем вечером, но он предложил спросить миссис Скатл по соседству. Она занимает жилые помещения за магазином и её окна, как мы уже знали, выходят во двор Роджерса. Если кто и сможет помочь нам, так это она.

Стьют позвонил в звонок. Послышалась короткая возня, и после борьбы за привилегию открыть дверь, перед нами появились две очень грязные маленькие девочки. На щеках виднелось варенье, и одежда была запятнанной и довольно рваной.

— Где ваша мать? — спросил Стьют.

— В уборной, — немедленно ответила более высокая.

Биф позади меня довольно вульгарно заржал, но Стьют остался спокойным. Однако ему и не пришлось ничего говорить, поскольку обе девочки срочно бросились по коридору, крича «мама!»

И теперь к нам приближалась миссис Скатл, за юбку которой уцепилось ещё несколько детей. Это была худощавая и нервная особа лет тридцати пяти — сорока, столь же грязная и неопрятная как и её дети. Её тёмные волосы выглядели сальными и торопливо завязанными. Она смотрела на нас с некоторой тревогой и положила руку на дверь, как будто готовая закрыть её, если наше дело ей не понравится.

— Да? — сказала она.

— Я пришёл, чтобы задать несколько вопросов, миссис Скатл, — сказал Стьют. — Думаю, вы сможете нам помочь. Я расследую дело молодого Роджерса.

Внимание миссис Скатл временно переключилось на одного из детей.

— Марджери! — завопила она. — Немедленно прекрати! — Затем, повернувшись к нам, она сказала: — Ну, лучше войдите. Я не могу разговаривать здесь. — Мы последовали за ней по коридору в зловонную комнату, заполненную кухонной утварью и развешанной для сушки одеждой.

— Не знаю, что я могу вам сказать. — Она наклонилась к маленькому мальчику: — Орис! Сейчас же положи на место! — Затем снова нам: — Что вы хотите знать?

Я понятия не имею, сколько детей было в этой комнате. Иногда, в диких кошмарах, я думаю, что дюжина. Их явно не могло быть меньше шести. И весь наш разговор всё время прерывался обращениями к ним.

— Ах, да. Я помню тот вечер довольно хорошо. Ну, для этого была веская причина. (Сесил! Отпусти её, непослушный мальчик. Я попрошу этого полицейского забрать тебя.) Да, я слышала, как приехал мотоцикл. Я сказала мужу на следующее утро, когда мы узнали, что произошло, что я слышала, как он приехал.

— Во сколько это было?

— Ну, я только что уложила Фридера. Это должно было быть около половины седьмого. Не сильно позже. (Руби! Через минуту отправишься спать!) Я всегда знала, когда он приезжал вечером, потому что кроме шума была ещё фара, которая светила прямо в то окно.

— И вы услышали бы его, если бы он выехал снова?

— Вне всяких сомнений. Он обычно включал фару во дворе, даже если не запускал двигатель, что бывало часто. (Смотри, что ты делаешь! Эрбат, я тебе говорю! Ты у меня получишь!) Нет, я уверена, что тем вечером он больше не брал мотоцикл. Я бы заметила.

С учётом всех отвлекающих факторов это казалось сомнительным. Но я подумал, что она достаточно к ним привыкла, чтобы быть в состоянии уделять больше внимания захватывающим моментам жизни соседей.

— И больше тем вечером вы ничего не слышали?

— Вообще ничего. Я часто думала, как было бы хорошо, если бы услышала, но увы: чего нет — того нет. (Руз! Ру-у-уз!) Нет, не могу вам сказать то, чего не знаю.

— Спасибо, миссис Скатл.

— О, не за что. Я хотела бы знать, кого же он прикончил. Но не удивлюсь, если мы никогда этого не узнаем.

— И я начинаю с ней соглашаться, — сказал Стьют, когда мы с радостью вновь вдохнули свежий воздух.

— О, не надо, — заметил я, — у вас в расписании появилась ещё одна деталь. Вы знаете теперь, что молодой Роджерс пришёл, когда его дядя совершал свою вечернюю прогулку, и ушёл снова, по-видимому пешком.

— По-видимому, но не обязательно. Помните, что старый Роджерс описывает, как тот входит в восемь часов в своей амуниции, влажной и грязной. Приходится предположить, что он вышел в мотоциклетном костюме, но пешком? Но в нём довольно неудобно двигаться.

— Но в дождливый вечер...

— Ну, посмотрим. По крайней мере, мы знаем, что он действительно приезжал между 6.30 и 7.0 и что он поставил свой мотоцикл во двор позади магазина.

Вскоре Стьют ушёл, пребывая, очевидно, в самом поганом настроении. Он казался раздражённым, но не потому, что не мог решить задачу, а потому, что оказался сбит с толку вопросом, кажущимся совершенно очевидным. Он никогда не мог забыть, что в Ярде это дело поначалу не считалось сложным и что Бифу фактически приказали заниматься им самостоятельно. И он не мог примириться с фактом, что после всех этих недель расследования ему всё ещё не удалось обнаружить даже не убийцу, а само убийство.

Биф предложил вечером поиграть в дартс, и, когда мы достигли «Дракона», нас встретили ещё более обескураживающими новостями.

— Джордж объявился, — прохрипел Сойер через стойку.

— Какой-такой Джордж? — спросил я Бифа.

— Брат, который сбежал от жены, — объяснил Биф.

— Да, бедняга, — сказал мистер Сойер, я пошёл туда вчера и обнаружил его вновь в ярме. Оказалось, она поместила его фотографию в газету, люди, с которыми он работал, увидели её, и с ним было покончено.

Тайно я ставил на то, что именно брат мистера Сойера был жертвой Роджерса, и мне пришлось скрыть разочарование преувеличенным сочувствием к возвратившемуся блудному мужу.