Шарлотта Брандиш - Леди из Фроингема [publisher: SelfPub]

Переглянувшись с Имоджен Прайс, Филипп невежливо закатил глаза:

– Ты неисправимый идеалист, Олив. Не боишься, что это может тебя погубить?

После бурного обсуждения деталей предстоящего расследования молодые люди разошлись каждый по своим делам. Филипп и мисс Прайс отправились в Лидс за новым костюмом, шляпой, ботинками и прочим реквизитом, который должен был послужить появлению во Фроингеме экстравагантного американского дельца, заинтересованного во вложении средств в местную недвижимость, а Оливия присела на шаткий высокий стульчик у бюро красного дерева и принялась за составление письма Джорджу Понглтону.

Насыщенное событиями утро утомило её, и дело двигалось с трудом. Обычно лёгкое перо Оливии не знало препятствий, еле поспевая за мыслями, а слог её писем был невесом и забавен. Однако на этот раз она столкнулась с трудностями. И первый, и второй варианты письма полетели в корзину, да и третий был не идеален, но времени размышлять уже не оставалось.

«Дорогой лорд Понглтон!» – говорилось в письме. «Позвольте мне ещё раз принести вам свои глубочайшие соболезнования из-за постигшей вас утраты. Я искренне надеюсь, что со временем боль вашей потери утихнет. Сожалею, что не успела попрощаться с вами и вашей супругой, покидая Мэдлингтон-Касл, но семейные обстоятельства вынудили меня поступить подобным образом.

Дело в том, что из Америки прибыл мой единокровный брат, Филипп Адамсон. Его поездка носит деловой характер, что и заставило меня вспомнить о нашем с вами разговоре. Филипп обладает свободным капиталом и намеревается выгодно вложить средства в английскую недвижимость. Сейчас он находится в поиске интересных с деловой точки зрения предложений, и я осмелилась рассказать ему о том, что вы желаете модернизировать поместье и превратить его в отель. Мой брат, имеющий опыт в подобных делах, был впечатлён вашей деловой хваткой и широтой политических взглядов.

Думаю, вам будет небезынтересно обсудить возможность взаимовыгодного сотрудничества. Для вашего сведения, мы с Филиппом намереваемся провести во Фроингеме ещё пару дней, так как к нам присоединилась наша дражайшая подруга, баронесса Хелена Ангелика фон Мюффлинг, путешествующая инкогнито, и все мы пленились красотой этого чудного края, являющего собой истинный рай земной».

Оливия перечла письмо, чуть нахмурилась, но потом решила не вносить никаких изменений и, свернув его вчетверо, вложила в конверт. Отправить письмо-приманку она решила самостоятельно, дабы не вводить в искушение любопытную, будто сорока, Айви.

Спустившись, она с удивлением заметила стоявшего у стойки сержанта Бимиша. Тот был один, без инспектора, и вёл обстоятельную беседу с Айви, делая записи в замусоленном блокноте. Девушка же, раскрасневшаяся от внимания к своей персоне, то и дело хихикала и флиртовала с сержантом, отчего тот принимался глупо улыбаться и переминаться с ноги на ногу. Увидев Оливию, Айви вдруг вспыхнула и отвернулась, мазнув по ней неприязненным взглядом, и та поняла, что беседуют эти двое о ней.

Не заостряя на этом внимание, но отметив про себя этот неприятный факт, Оливия неторопливо направилась к центру деревни, где были сосредоточены все крупные лавки, начальная школа, церковь и жилище викария при ней, а также детский приют и старинное здание тюрьмы.

Длинная центральная улица с плотными рядами двухэтажных домов из тёсаного камня привела её сначала к монументу в честь павших на Великой войне жителей Фроингема, затем к пабу «Зелёная лошадь», за которым виднелась аптека с вывеской, сообщавшей, что «Желудочные капли и печёночные пилюли Картера сделают вашу жизнь счастливой». В поддержку этого сомнительного утверждения на вывеске был изображён тучный джентльмен, сидевший за обильно накрытым столом и с хищным вниманием разглядывавший запечённую баранью ногу с гарниром из картофеля и горошка.

Хмыкнув, Оливия взобралась на пригорок, за которым и обнаружила почтовую контору – она располагалось в приземистом одноэтажном здании. Возле входа, положив длинную морду на широкий порожек, дремал палевый бордер-колли. Когда Оливия приблизилась, собака комично приоткрыла один глаз, отчего приобрела сходство с Беном Тёрпином, изображающим косоглазого лакея в «Параде любви». «В-ваф», – лениво пожаловался пёс, не подвинувшись и на дюйм. «И в самом деле, на редкость жаркий денёк», – вслух согласилась Оливия и вошла внутрь.

Служащая почты, очень высокая и нескладная девушка с густыми взъерошенными бровями, как раз отсчитывала сдачу пожилой даме с плетёной корзинкой в руках, всячески уклоняясь от беседы с ней, что было не таким уж простым делом. Покупательница, находившаяся в преклонных годах, тем не менее умудрялась вести бойкий, хоть и односторонний, разговор, и появление ещё одного вероятного собеседника встретила с большим энтузиазмом, сразу же попытавшись втянуть Оливию в обсуждение неравного брака дочери мясника со вдовым фермером из холмов.

Оливия, которая терпеть не могла сплетен, вежливо дала понять, что торопится, купила несколько марок, открытку с видами Йоркшира и поспешила откланяться. Однако чуть позже, в бакалейной лавке, назойливая старушка встретилась ей вновь – оглянувшись, Оливия увидела за спиной её улыбающееся сморщенное личико.

– И года не пройдёт! – категорически заявила она, продолжая начатый ею разговор с того же места, на котором и остановилась. – Вот увидите, юная мисс, через год она сбежит от него с органистом, и бедняга начнёт искать утешения в «Зелёной лошади». Ферма придёт в упадок, а потом и вовсе с молотка пойдёт, и бедняга кончит свои дни как бродячий пёс, а во всём она будет повинна – вертихвостка Молли, – и она принялась быстро-быстро кивать, будто китайский болванчик.

Оливия улыбнулась ей так холодно, как позволяли приличия, купила полфунта лакричной карамели и торопливо пробралась к выходу, стараясь не смотреть на пожилую леди. Манёвр не помог ей избавиться от преследования – старушка вышла вслед за ней и предприняла попытку продолжить беседу, выкрикивая нечто невразумительное и задыхаясь от быстрой ходьбы.

С христианским долготерпением (и почти таким же выражением лица, как и у первых мучеников за веру у выхода на римскую арену), Оливия умерила шаг, а затем остановилась. Пожилая леди расплылась в улыбке и, хищно вцепившись зрачками в свою жертву, заковыляла к ней, опираясь на тонкую щегольскую тросточку, никак не вязавшуюся с её грубоватым обликом и изношенной одеждой. В другой руке она с видимым усилием тащила плетёную корзину с покупками, которую незамедлительно вручила Оливии.