Агата Кристи - Почему не Эванс? [litres]

Сильный профиль, крупный мужественный нос, чисто выбритый выступающий подбородок. Небольшие уши, заметил Бобби, плотно прилегали к голове, а мочка практически срасталась со щекой. Ему вдруг показалось, что подобная форма ушей имеет какое-то особое значение.

Доктор продолжал писать, спокойно и неспешно; время от времени отрываясь на мгновение-другое, он подыскивал нужное слово, а потом продолжал писать. Перо его ровно и точно двигалось по бумаге. Раз он снял пенсне, протер стекла, снова надел.

Наконец Бобби со вздохом бесшумно спустился на землю. Судя по всему, Николсон будет писать еще какое-то время. Следовало подумать о том, как попасть в дом.

Если удастся проникнуть в дом через окно над лестницей, пока доктор будет писать в своем кабинете, то можно будет беспрепятственно обследовать внутренность здания.

Бобби снова обошел дом снаружи и выбрал окно на втором этаже. В комнате за открытой панелью не было света, поэтому можно было предположить, что в ней в данный момент никого. Более того, удобно расположенное дерево сулило относительно легкий доступ. И через минуту Бобби уже лез на дерево. Все складывалось отлично, и он уже протягивал руку к краю окна, когда от сука, на котором он сидел, донесся зловещий треск, гнилая ветвь переломилась, и Бобби спикировал вниз головой в куст гортензий, к счастью смягчивший падение.

Окно кабинета Николсона находилось на той же стороне дома, но чуть подальше. Бобби услышал голос доктора, что-то воскликнувшего, скрипнуло открываемое окно… Несколько оправившись от вызванного падением потрясения, Бобби выпутался из куста гортензий, вскочил на ноги и, прячась в тени, бросился к дорожке, ведущей в направлении калитки. Немного пробежав, он нырнул в другие кусты.

Он слышал голоса, увидел лучи фонарей возле поломанных растений. Бобби лежал неподвижно, затаив дыхание. За ним могли пойти по тропе, и, обнаружив, что калитка открыта, преследователи могут решить, что неведомый злоумышленник уже убежал, и не станут более преследовать его.

Однако шли минуты, но от дома никто даже не приближался к тропе. Наконец Бобби услышал голос Николсона, что-то спросившего. Слов он не разобрал, но зато расслышал ответ, произнесенный хриплым и весьма грубым голосом.

– Все на месте, все в порядке, сэр. Проверено. – Звуки постепенно затихли, фонари погасли.

Все, кажется, возвратились в дом. Бобби очень осторожно выбрался из укрытия, остановился на дорожке, прислушался, сделал два шага в сторону дома. Вокруг стояла тишина. И вот посреди этой тишины нечто выскочило из тьмы и двинуло молодого человека по затылку. Он упал лицом вперед – прямо в другую тьму.

В пятницу утром зеленый «Бентли» остановился возле привокзального отеля в Амблдевере. Фрэнки дала Бобби телеграмму на условленное заранее имя Джорджа Паркера о том, что должна дать показания на дознании по поводу смерти Генри Бассингтон-Ффренча и потому заедет в Амблдевер на обратном пути из Лондона.

Она рассчитывала получить ответ с назначением времени и места свидания, однако такового не последовало, и ей пришлось приехать прямо в отель.

– Мистер Паркер, мисс? – переспросил коридорный. – По-моему, такой джентльмен у нас не останавливался, но я проверю.

Он вернулся через несколько минут.

– Приехал в среду вечером, мисс. Оставил свой саквояж, сказал, что вернется поздно. Вещи его у нас, но он не обращался за ними.

Фрэнки вдруг сделалось дурно. Она оперлась на стол, чтобы не упасть. Коридорный с сочувствием посмотрел на нее.

– Вам плохо, мисс?

Фрэнки отрицательно покачала головой и сумела сказать:

– Все в порядке. А он записку не оставлял?

Коридорный снова вышел и скоро возвратился, качая головой.

– У нас лежит для него телеграмма. Больше ничего нет.

Он смотрел на нее с любопытством.

– Я что-нибудь могу сделать для вас, мисс?

Фрэнки помотала головой. В данный момент она хотела только уйти. И подумать, что делать дальше.

– Все в порядке, – сказала она и, сев в «Бентли», отъехала от гостиницы.

Проводив ее взглядом, коридорный рассудительно покачал головой и промолвил, обращаясь к себе самому:

– Сбежал, получается, парень. Обидел ее. Подвел, значит. А товарец-то знатный, девица эта. Интересно, а сам-то он каков собой? – спросил он у молодой леди, сидевшей за столиком администратора, однако та ничего вспомнить не смогла.

– Парочка аристократиков, – вполне здраво рассудил коридорный. – Решили пожениться тайком, а он и увильнул.

Тем временем Фрэнки катила в сторону Ставерли, обуреваемая самыми противоречивыми эмоциями. Почему Бобби не возвратился в отель? Сему могло быть два объяснения: что он шел по следу, и след этот увел его куда-то в сторону, и что нечто пошло не так, как надо. «Бентли» опасно вильнул.

Фрэнки вовремя выровняла машину.

«Какая она дура… Позволяет себе воображать всякую чушь. Конечно, у Бобби все хорошо. Он идет по следу… Идет по следу, и все».

«Но почему, – спросил ее другой голос, – он не прислал никакой ободряющей вести?»

Объяснить это было трудно, однако объяснения существовали.

Сложные обстоятельства, отсутствие времени или возможности. Бобби понимает, что она не станет сходить с ума. Значит, все в порядке, все должно быть в порядке.

Дознание пролетело мгновенно. Присутствовали Роджер и Сильвия – прекрасная во вдовьем трауре. Она казалась одновременно впечатляющей и трогательной. Фрэнки обнаружила, что восхищается ею, как восхитилась бы исполняющей роль театральной актрисой.

Процедура велась крайне тактично. Бассингтон-Ффренчи пользовались популярностью среди местных жителей, и все было сделано для того, чтобы пощадить чувства вдовы и брата покойного.

Фрэнки и Роджер дали свои показания, за ними доктор Николсон, а потом зачитали прощальное письмо усопшего. Вопрос был исчерпан за самое короткое время, вынесенный вердикт гласил: «Самоубийство в расстроенном состоянии ума».

«Характерный для таких случаев», как выразился мистер Спрэгг.

События совместились в уме Фрэнки.

Два самоубийства в расстроенном состоянии ума. Не может ли существовать между ними какая-то связь?

Она знала, что это самоубийство было подлинным, поскольку присутствовала на месте. Выдвинутую Бобби идею убийства следовало отвергнуть как несостоятельную. Доктор Николсон обладал железным алиби, подтвержденным самой вдовой.

Фрэнки и доктор Николсон остались в комнате после того, как все остальные разошлись, а коронер обменялся рукопожатием с Сильвией, сопроводив его несколькими сочувственными словами.

– Фрэнки, дорогая, кажется, тебе пришло несколько писем, – сообщила Сильвия. – Ты не будешь возражать, если я оставлю вас и прилягу? Как это все ужасно.