Рекс Стаут - Четверо должны уйти [litres]

Посмотрев в зеркало заднего вида, я увидел, что Вулф стиснул зубы еще сильнее; так он и сидел, не разлепляя рта всю дорогу.

Миновав ворота, я петлял по Калпс-Медоузу согласно указаниям Флоры, но за руль держался уже обеими руками. Поспели мы вовремя: было без четверти три, а выступления начинались в три. Флора уверяла, что для нашей машины оставлено место позади палатки, и, миновав ряды припаркованных, я убедился, что Флора права: когда наш седан остановился, его радиатор отделяли от тента почти два ярда совершенно свободного пространства. Флора выпрыгнула из машины и открыла заднюю дверцу со своей стороны. Я проделал то же самое, распахнув противоположную дверцу. Вулф посмотрел на Флору, затем перевел взгляд на меня. Не хотел он, ох как не хотел делать одолжение женщине, даже столь молодой и хорошенькой, но я должен был получить по заслугам за вождение одной рукой. Вулф отвел от меня глаза и, кряхтя, начал извлекать свою одну седьмую тонны из автомобиля. Со стороны Флоры.

Палатка, установленная на деревянной платформе высотой фута три, по размерам не уступала кабинету Вулфа. Народу в ней набилось столько, что яблоку негде упасть. Я пробрался к главному входу и вышел подышать свежим воздухом. А погодка выдалась – загляденье: яркое солнышко, легкий бриз с Атлантики. Лучше и не пожелать на Четвертое июля [3] Четвертое июля – национальный праздник в США, годовщина провозглашения независимости. . Деревянный настил снаружи палатки был весь заставлен стульями. О состоянии травы сказать вам ничего не могу, потому что, куда ни кинь взгляд, весь луг был запружен несметными толпами ресторанных работников и их знакомых. Не менее двух тысяч сгрудились перед платформой, предвкушая речи, а остальные заполнили всю лужайку до видневшихся в отдалении деревьев и построек.

Сзади послышался голос Флоры:

– Они уже выходят, так что, если вам приглянулся какой-нибудь стул, хватайте. Любой, кроме шести в первом ряду. Они предназначены для выступающих.

Разумеется, я пустился было уверять ее, что мне приглянулся только один стул – тот, что рядом с ее стулом, но в эту минуту из палатки повалила толпа. Я решил предупредить Вулфа о том, что предназначавшийся для него стул способен уместить в лучшем случае половину – но зато любую – его необъятного седалища, и, дождавшись, когда исход из палатки завершится, просочился в нее. В дальнем углу перед походной кроватью, на которой лежал какой-то мужчина, стояли пятеро. А слева от меня Ниро Вулф, наклонившись над столом, разглядывал содержимое металлической коробки с откинутой крышкой. Я подошел к нему, заглянул в коробку и увидел целый набор из восьми ножей с резными рукоятками и лезвиями различной длины, от шести до двенадцати дюймов. Сталь не блестела, но выглядели ножи остро заточенными, угрожающе узкими от длительного употребления. Я спросил Вулфа, кому он собрался перерезать глотку.

– «Дюбуа», – сказал Вулф. – Настоящие «Дюбуа», старинной работы. Лучшие из лучших. Это собственность мистера Корби. Он принес их для участия в разделочном конкурсе, в котором, как и следовало ожидать, победил. Я бы с радостью позаимствовал их. – Он повернулся. – Почему они не оставят беднягу в покое?

Я тоже обернулся и разглядел в щель между столпившимися у кровати, что лежит на ней не кто иной, как Филип Холт, исполнительный директор ПРАР.

– А что с ним стряслось? – поинтересовался я.

– Съел что-то не то. Они подозревают улиток. Должно быть, не те улитки. Врач дал ему какое-то желудочное средство. Что за люди! Человек животом мается, а они…

– Пойду разгоню их, – вызвался я.

Подойдя поближе, я услышал голос Джеймса Корби:

– Не нравится мне цвет его лица. Я бы все-таки, несмотря на заверения врача, отправил его в больницу.

Пухленький и лысоватый коротышка Корби больше походил на посетителя ресторана, нежели на ресторанного работника. Возможно, именно поэтому он и занимал пост президента ПРАР.

– Я согласен, – с нажимом произнес Дик Веттер.

Я впервые увидел Веттера живьем, хотя часто, куда чаще, чем хотелось бы, лицезрел его по телевизору. Впрочем, прекрати я включать его канал, Дик Веттер не огорчился бы, поскольку двадцать миллионов американцев, в основном женского пола, свято верили, что он самый молодой и самый красивый ведущий. Флора Корби предупредила меня о том, что Веттер будет присутствовать на пикнике, и объяснила причину. Оказывается, папаша телезвезды в течение вот уже без малого тридцати лет работает помощником официанта в одном из бродвейских ресторанов и наотрез отказывается уходить.

– Очень будет жалко, – не согласился Поль Раго, правда, получилось у него «валко».

Высокий, широкоплечий, с гладкими черными, чуть тронутыми сединой волосами и все еще черными усами с заостренными кончиками, Поль Раго скорее походил на посла одной из стран, расположенных южнее мексиканской границы, чем на шеф-повара по соусам.

– Филип – главное лицо в ПРАР после президента, и ему следовало бы выступить. Может, отлежится, пока выступают остальные, – сказал он.

– Прошу простить меня, – вмешался Х. Л. Гриффин, поставщик продуктов и вин. Тщедушный и тощий, с костлявым подбородком и одним глазом, подозрительно напоминающим искусственный, Гриффин, фирма которого занимала целый этаж одного из небоскребов в центре Манхэттена, говорил с авторитетом. – Возможно, я не вправе советовать, поскольку не являюсь членом вашей славной организации, но вы оказали мне честь, пригласив на праздник, и я прекрасно знаю, насколько любят и почитают Фила Холта в вашей среде. Мне представляется, что мистер Раго прав. Люди и впрямь будут разочарованы, если не увидят Фила среди выступающих. Надеюсь, вы не сочтете меня слишком бесцеремонным.

Снаружи гулкий голос возвестил через громкоговоритель, что торжественная церемония начинается. К кровати подошел полицейский, посмотрел на лежащего Холта, но советов предлагать не стал и удалился. Вулф также протопал к кучке спорщиков, чтобы взглянуть на больного. Что касается меня, то я бы, конечно, поместил Холта в больничную палату, проследив, чтобы рядом с ним дежурила молоденькая сиделка и время от времени промокала его влажный лоб. При мне его по меньшей мере трижды начинала бить дрожь. В конце концов Холт сам разрешил все трудности, пробормотав, чтобы его оставили одного, и отвернулся к стенке. Подошедшая Флора Корби заботливо накрыла его одеялом, поблагодарив Дика Веттера, который вызвался ей помочь. Подул свежий ветерок, и кто-то сказал, что не следовало бы оставлять больного на сквозняке. Вулф велел мне опустить полог заднего входа, что я и сделал. Откидной полог никак не хотел держаться, так что мне пришлось завязать пластиковую ленту узлом. Потом все покинули палатку через главный вход, а я замыкал шествие. Корби, проходя мимо стола, приостановился, чтобы закрыть коробку с ножами, настоящими «Дюбуа» старинной работы.