Рекс Стаут - Четверо должны уйти [litres]

Когда я снова вышел с задней стороны, мыльный голос Дика Веттера замолк и зазвучали одобрительные свистки и выкрики.

Я спустился к машинам. Наш седан стоял третьим справа от крыльца. А вот вторым слева стоял новенький «плимут», в котором – с удовлетворением отметил я, поскольку заметил ее еще раньше, – не на водительском месте, а рядом сидела седовласая женщина, с широкими скулами и волевым подбородком, и смотрела в мою сторону.

Я обогнул «плимут» и, приблизившись к дверце со стороны женщины, обратился к ней:

– Прошу прощения. Вы позволите мне представиться?

– Это ни к чему, молодой человек. Я прекрасно вас знаю. Вы Арчи Гудвин, и вы служите у Ниро Вулфа, частного сыщика.

– Вы правы. Вы не возражаете, если я задам вам несколько вопросов? Сколько времени вы уже здесь сидите?

– Достаточно долго. Но я все слышу. Кстати, сейчас как раз выступает Ниро Вулф.

– Так вы здесь с самого начала торжественной части?

– Да. Я не удержалась и переела вкуснейших угощений, а потому решила, что, чем стоять в толпе, лучше посидеть в машине.

– Значит, все речи вы прослушали, сидя здесь?

– Да, я уже вам сказала. А в чем дело?

– Так, кое-что проверяю. Если вы не против, конечно. А кто-нибудь на ваших глазах заходил в палатку или выходил из нее?

Ее усталые глаза оживились.

– Ха! – фыркнула она. – Значит, что-то украли? Неудивительно. А что пропало, если не секрет?

– Насколько мне известно, ничего. Я проверяю совсем другое. Вы, конечно, заметили, как мы с Ниро Вулфом выходили из палатки и потом возвращались? Кроме нас, кто-нибудь подходил к палатке?

– Вы меня не проведете, молодой человек! Ведь вы частный сыщик, значит, что-то пропало.

– Ладно, пусть будет по-вашему, – ухмыльнулся я. – Но мне все-таки хотелось бы, чтобы вы ответили, если не возражаете.

– Я не возражаю. Так вот, как я уже вам говорила, я сидела с самого начала выступлений. Никто, повторяю, никто, кроме вас и Ниро Вулфа, за все это время в палатку не заходил, в том числе и я. Я все время просидела здесь, в машине. Если хотите знать, кто я такая, то меня зовут Анна Бано, миссис Александр Бано. Мой супруг – метрдотель в «Цоллере»…

Страшный крик послышался из палатки. Я повернулся, вихрем взлетел по ступенькам и ворвался в палатку. Флора Корби стояла спиной к раскладной кровати, прижав обе руки ко рту. Я почувствовал разочарование. Пусть даже женщина и вправе истошно вопить, увидев труп, но неужели она не могла дождаться, пока Вулф не закончит свою речь?

Крик Флоры Корби раздался в начале пятого, а в 16:34, когда я в третий раз осмелился украдкой выглянуть наружу из палатки, «плимут», в котором сидела миссис Александр Бано, укатил прочь. В 16:39 приехавший судебный врач удостоверился, что Филип Холт по-прежнему мертв. В 16:48 прибыли криминалисты, фотографы и дактилоскописты. Меня, Вулфа и остальных тут же под охраной вывели наружу. В 17:16, по моим подсчетам, на месте преступления работали семнадцать копов штата и округа как в форме, так и в штатском. В 17:30 Вулф горестно пожаловался, что теперь уж точно нас тут продержат всю ночь. В 17:52 некий Бакстер из уголовной полиции уже настолько мне надоел, что я прекратил отвечать на вопросы. В 18:21 всех нас увезли из Калпс-Медоуза на допрос в официальное учреждение. В нашей машине мы ехали вчетвером: полицейский в форме расположился с Вулфом сзади, а второй в штатском сидел справа от меня. Снова рядом со мной сидел советчик и указывал, куда поворачивать, но на сей раз меня не тянуло обнять его за плечи.

Какое-то время нас допрашивали поодиночке, но в основном вопросы задавали всем сразу, на деревянном помосте, так что раскладку я знал. Никто еще никого не обвинял. Трое – Корби, Раго и Гриффин – объяснили причину посещения палатки одинаково: они беспокоились по поводу здоровья Филипа Холта и хотели его проведать. Четвертый, Дик Веттер, привел ту причину, о которой я уже догадался: он подумал, что Гриффин собрался пригласить Холта выступить, и хотел ему воспрепятствовать. Кстати, Веттер оказался единственным из всех задержанных, кто поднял шум. По словам Веттера, он и так вырвался на пикник с огромным трудом, а на шесть вечера у него назначена репетиция, пропустить которую ну никак нельзя. В итоге в 18:21, когда нас всех распихали по машинам, на Веттера было впору натягивать смирительную рубашку.

Ни один из них не дал бы голову на отсечение, что видел Холта живым. Каждый полагал, что Филип спит. Все, кроме Веттера, показали, что подходили к кровати и смотрели на лицо Холта, но ничего не заподозрили. Ни один из них не пытался заговорить с Холтом. На вопрос, кто, по-вашему, мог это сделать, все ответили одинаково: должно быть, кто-то проник в палатку сзади, вонзил нож и скрылся. Ни для кого не было тайной, что у исполнительного директора что-то с животом и врач предписал ему покой.

Про Флору я умышленно ничего не говорил, поскольку и я и вы прекрасно знаем, что она тут ни при чем. Но вот у копов сложилось иное мнение. Я случайно подслушал, как один из них говорил другому, что заколоть больного скорее способна женщина, а не мужчина.

Полицейские были убеждены, что убийца проник в палатку сзади, в связи с чем особое значение приобрел тот факт, что я собственноручно завязал полог. Все, кроме Дика Веттера, показали, что видели, как я это проделал. Он утверждал, что ничего не заметил, поскольку помогал укрывать Холта одеялом. Мы с Вулфом говорили, что, когда заходили в палатку во время речи Веттера, тесемка болталась развязанная. Вопрос стоял не в том, кто развязал ее, поскольку убийца мог легко просунуть руку снаружи, а в том – когда это сделали. Тут ни от кого ничего путного выведать не удалось. Все четверо показали, что, когда входили в палатку, не обратили внимания на то, был ли завязан узел.

Вот как обстояло дело на момент отъезда из Калпс-Медоуза. А привезли нас, как выяснилось, в местечко, где мне уже приходилось бывать дважды, причем вовсе не подозреваемым в убийстве, в здание окружного суда, раскинувшееся посреди живописной зеленой лужайки с парой больших деревьев. Сначала нас всех собрали в одной комнате на первом этаже, потом после долгого ожидания препроводили на этаж выше, в кабинет окружного прокурора.

По меньшей мере, девяносто один и две десятые процента всех окружных прокуроров в штате Нью-Йорк мнят себя достойными вселиться в губернаторский особняк в городе Олбани, и это следует иметь в виду, когда вы общаетесь с окружным прокурором Джеймсом Р. Делани. Для него по меньшей мере четверо, а то и все пятеро являлись достопочтенными и уважаемыми гражданами, обладающими большим весом в обществе и способными повлиять на исход выборов. Поэтому допрос свидетелей Делани проводил так, словно собрал их для того, чтобы просить совета по срочному делу. Исключение составляли только мы с Вулфом. Глядя на нас, окружной прокурор мигом перестал улыбаться, а в голосе зазвенели металлические нотки.