Рекс Стаут - Три свидетеля [litres]

Кремер выругался. Поскольку использование ненормативной лексики в телефонном разговоре считается правонарушением, а я не хочу предъявлять обвинение инспектору полиции, приводить здесь его слова не буду.

Потом он добавил:

– Еду. Буду у вас через пять минут.

– Вас сюда не пустят. – Вулф не склочничал, но был тверд. – Если вы явитесь без них либо не заверив меня, что их сюда доставят, мистер Гудвин не откроет дверь даже на ту щелку, на какую позволяет открыть цепочка. Он сегодня в дурном настроении, так как один человек сбил его с ног ударом в челюсть. Да и я не в том расположении духа, чтобы препираться с вами. Я даю вам шанс. Помните ли вы, как я сказал, когда вы пришли утром, что у меня есть последнее письмо, которое написал Карноу своей жене, и предложил показать?

– Да.

– А вы сказали, что письмо, написанное чуть ли не три года назад, вас не интересует. Вы не правы. Сейчас я еще раз предлагаю показать его вам, прежде чем отправить окружному прокурору, но только на том условии, о котором уже сказал. Так как?

Могу сказать одну вещь в пользу Кремера: он знает, когда выбора нет, и не пытался отсрочить момент. Он снова выругался и сдался.

– Они у вас будут, и я тоже.

Вулф повесил трубку. Я спросил:

– Как насчет клиента? Может, ей тоже приехать?

Он скорчил гримасу:

– Думаю, да. Займись этим.

Было половина двенадцатого, когда я впустил в кабинет Нормана Хорна с его очаровательной женой и усадил их в два свободных кресла перед столом Вулфа. Слева от них сидела миссис Сэвидж, за ними – Дик Сэвидж, Джеймс М. Биб и сержант Пэрли Стеббинс, хотя не в этом порядке: Пэрли сидел посередине за Энн Хорн. Там же было еще одно кресло, предназначенное для Кэролайн Карноу, но, пока я встречал в прихожей миссис Сэвидж и Дика, Кэролайн вместе с креслом передвинулась к книжным полкам. Теперь Пэрли мог ее видеть, лишь повернув голову на четверть оборота, и это ему не понравилось, но я дал понять, что это не его, черт возьми, дело, где сидит наш клиент.

Красное кожаное кресло предназначалось для Кремера, который еще сидел в столовой вместе с Вулфом. Когда Хорны поздоровались со всеми родственниками, включая Кэролайн, и сели, я отправился в столовую и сказал Вулфу, что все готовы, и он прошел в кабинет, где встал у своего стола.

– Арчи?

– Есть, сэр! – Я был на своем посту. – Первый ряд слева: мистер Хорн, миссис Хорн, миссис Сэвидж. За ними слева: мистер Сэвидж… мистера Стеббинса вы знаете… и мистер Биб.

Вулф едва заметно кивнул, сел и посмотрел на Кремера:

– Мистер Кремер?

Кремер, стоя, разглядывал собравшихся.

– Не могу сказать, что встреча неофициальная, – признал он, – поскольку попросил вас прийти сюда я, и сам я тоже здесь. Однако все, что скажет сейчас мистер Вулф, он скажет исключительно под свою личную ответственность, и вы не обязаны отвечать на его вопросы, если не захотите. Я хочу, чтобы это всем было ясно.

– Пусть так, – пискнул Биб, – разве это правомерно?

– Если вы хотите сказать «не принято», то да. Если – «незаконно», то не соглашусь. Вам не приказывали прийти, вас попросили, и вы сами приняли решение. Хотите уйти?

Наверное, они не хотели, по крайней мере не настолько, чтобы устроить демонстрацию. Обменялись взглядами, кто-то что-то буркнул, и все.

– Конечно, – сказал Биб, – мы оставляем за собой право уйти.

– Вас никто не задержит, – заверил его Кремер и сел, затем посмотрел на Вулфа. – Начинайте.

Вулф устроился в кресле поудобнее и повел глазами слева направо, чтобы видеть всех.

– Мистер Кремер заверил вас в том, что вы здесь не обязаны мне отвечать. Могу сказать, вопросов не будет. У меня нет к вам вопросов, хотя повод для них появиться, конечно, может. Я намерен лишь изложить, как обстоят дела на сегодняшний день, и попросить вас высказать свои комментарии. Если они у вас есть.

Он сложил руки на своем самом выпуклом месте и переплел пальцы.

– Мы узнали от мистера Стеббинса, что мистер Карноу убит вчера вечером, но я не проявлял большого интереса к этой новости вплоть до сегодняшнего полудня, когда ко мне пришла миссис Карноу и поручила мне это дело. Тогда я рассмотрел все известные обстоятельства и пришел к выводу, что мотив для убийства, который явно есть у миссис Сэвидж, ее сына и дочери, а также у мистера Хорна, поскольку он муж дочери, на мой взгляд, не слишком силен. Судя по тому, что со слов моей клиентки я знаю о характере и взглядах мистера Карноу, кажется маловероятным, чтобы кто-то из вас до такой степени испугался жестких требований с его стороны относительно возврата денег, что, невзирая на опасность, решился пойти на убийство. Вы все получили свое наследство законным образом, самым честным путем, и, разумеется, в случае спора попытались бы апеллировать к его здравому смыслу и милосердию. Таким образом, более сильный мотив был лишь у одного из вас. – Вулф откашлялся. – Это меня озадачило. Мотив неодолимой силы имелся у двоих: у мистера Обри и миссис Карноу. Они не только теряли намного больше денег, чем кто-либо из вас, но и стояли перед лицом утраты, смириться с которой еще труднее. Он терял ее, она – его. Неудивительно, что этот могучий стимул заслонил все остальное в глазах мистера Кремера и его коллег. Возможно, и я думал бы так же, если бы не два обстоятельства. Во-первых, я не сомневался в том, что ни миссис Карноу, ни мистер Обри не причастны к убийству. Если бы убийство совершили они, то в таком случае они приехали ко мне просить, чтобы я помог им вести переговоры с человеком, которого кто-то из них только что убил, ради коварной цели создать видимость, будто они не знают о его смерти, а я сидел здесь и беседовал с ними в течение часа, ничего не заподозрив. Я должен был либо отвергнуть мысль о том, что кто-то из них преступник, либо забыть о некоторых своих амбициях. Выбор был для меня несложным.

– Кроме того, миссис Карноу – ваша клиентка, – ехидно вставил Кремер.

Вулф проигнорировал это замечание, и правильно сделал.

– Второе обстоятельство состояло в том, что я обнаружил еще один мотив. Его подсказало мне письмо, которое миссис Карноу принесла сюда вчера, последнее письмо, написанное ее мужем почти три года назад. – Он выдвинул ящик стола и достал оттуда несколько листков бумаги. – Вот оно. Я прочту только отрывок, имеющий отношение к делу. «Кстати о смерти, если не я его убью, а он меня, ты узнаешь, что я сделал до отъезда из Нью-Йорка, и это тебя шокирует. Хотел бы я в этот момент оказаться рядом, чтобы увидеть, как ты это воспримешь. Ты всегда говорила, что деньги тебя не интересуют, они того не стоят. Еще говорила, что я злой только на словах, а на деле нет, потому что во мне нет злости. Теперь ты все узнаешь. Правда, придется умереть, чтобы посмеяться в последний раз, и смех этот будет злобным. Хотел бы я понять, люблю я тебя или ненавижу? Эти чувства трудно отличить друг от друга. Вспоминай меня в своих снах».