Агата Кристи - Зло под солнцем / Evil Under the Sun

The boat was fast approaching the beach. Arlena Marshall was lying face downwards on the shingle her arms outstretched. The white float was drawn up near by. Something was puzzling to Emily Brewster. It was as though she was looking at something she knew quite well but which was in one respect quite wrong. It was a minute or two before it came to her. Arlena Marshall’s attitude was the attitude of a sun-bather. So had she lain many a time on the beach by the hotel, her bronzed body outstretched and the green cardboard hat protecting her head and neck.

But there was no sun on Pixy’s Beach and there would be none for some hours yet. The overhanging cliff protected the beach from the sun in the morning. A vague feeling of apprehension came over Emily Brewster.

The boat grounded on the shingle.

Patrick Redfern called: “Hullo, Arlena.”

And then Emily Brewster’s foreboding took definite shape. For the recumbent figure did not move or answer.

Emily saw Patrick Redfern’s face change. He jumped out of the boat and she followed him. They dragged the boat ashore, then set off up the beach to where that white figure lay so still and unresponsive near the bottom of the cliff. Patrick Redfern got there first but Emily Brewster was close behind him.

She saw, as one sees in a dream, the bronzed limbs, the white backless bathing dress – the red curl of hair escaping under the jade-green hat – saw something else too – the curious unnatural angle of the outspread arms. Felt, in that minute, that this body had not lain down but had been thrown… She heard Patrick’s voice – a mere frightened whisper. He knelt down beside that still form – touched the hand – the arm… He said in a low shuddering whisper:

“My God, she’s dead…”

And then, as he lifted the hat a little, peered at the neck:

“Oh, God, she’s been strangled… murdered.”

It was one of those moments when time stands still. With an odd feeling of unreality Emily Brewster heard herself saying:

“We mustn’t touch anything… Not until the police come.”

Redfern’s answer came mechanically: “No – no – of course not.” And then in a deep agonized whisper: “Who? Who? Who could have done that to Arlena. She can’t have – have been murdered. It can’t be true!”

Emily Brewster shook her head, not knowing quite what to answer.

She heard him draw in his breath – heard the low controlled rage in his voice as he said:

“My God, if I get my hands on the foul fiend who did this.”

Emily Brewster shivered. Her imagination pictured a lurking murderer behind one of the boulders. Then she heard her voice saying:

“Whoever did it wouldn’t be hanging about. We must get the police. Perhaps – ” she hesitated – “one of us ought to stay with – with the body.”

Patrick Redfern said: “I’ll stay.”

Emily Brewster drew a little sigh of relief. She was not the kind of woman who would ever admit to feeling fear, but she was secretly thankful not to have to remain on the beach alone with the faint possibility of a homicidal maniac lingering close at hand. She said:

“Good. I’ll be as quick as I can. I’ll go in the boat. Can’t face that ladder. There’s a constable at Leathercombe Bay.”

Patrick Redfern murmured mechanically: “Yes – yes, whatever you think best.”

As she rowed vigorously away from the shore, Emily Brewster saw Patrick drop down beside the dead woman and bury his head in his hands. There was something so forlorn about his attitude that she felt an unwilling sympathy. He looked like a dog watching by its dead master. Nevertheless her robust common sense was saying to her: “Best thing that could have happened for him and his wife – and for Marshall and the child – but I don’t suppose he can see it that way, poor devil.”

Emily Brewster was a woman who could always rise to an emergency.

Утро 25 августа выдалось ясным и безоблачным. В такой день даже неисправимый лежебока не может долго валяться в постели. В это утро в «Веселом Роджере» несколько человек встали рано.

Было восемь часов, когда Линда, сидевшая за туалетным столиком, перевернула толстый томик кожаным переплетом вверх, провела по нему рукой и посмотрела на свое лицо в зеркале: губы поджаты, зрачки сужены.

– Я сделаю это… – выдохнула она.

Сняв пижаму, Линда переоделась в купальник, поверх него накинула халат, а на ноги надела сандалии. Выйдя из номера, девушка направилась по коридору. В дальнем конце находилась дверь, ведущая на балкон, откуда к скалам внизу спускалась наружная лестница. К скале была прикручена железная лесенка, ведущая к самой воде, которой многие постояльцы пансионата пользовались для того, чтобы быстро окунуться до завтрака, поскольку это отнимало меньше времени, чем спуск к основному пляжу. Спускаясь по лестнице вниз, Линда встретила своего отца, который поднимался навстречу.

– Рановато ты сегодня, – сказал тот. – Хочешь искупаться?

Линда молча кивнула. Они разошлись. Однако вместо того, чтобы спуститься к скалам, девушка повернула налево в обход пансионата. Она вышла на дорожку, которая вела к дамбе, соединяющей остров с большой землей. Был прилив, и дамба скрылась под водой, однако у маленькой пристани качалась лодка, на которой переправлялись постояльцы пансионата. Лодочник куда-то отлучился. Линда спрыгнула в лодку, отвязала ее и взялась за весла. Хозяйка магазина только что сняла ставни и подметала пол. Увидев Линду, она удивилась.

– Вот так дела, мисс, вы сегодня рано!

Сунув руку в карман халата, девушка достала деньги и приступила к покупкам.

Когда Линда вернулась в пансионат, перед дверью ее номера стояла Кристина Редферн.

– А, вот ты где! – воскликнула Кристина. – А я-то думала, что ты еще не вставала!

– Нет, я уже сходила искупалась, – ответила Линда.

Заметив у нее в руках сверток, Кристина удивленно сказала:

– Как рано сегодня доставили почту…

Линда залилась краской и, смутившись, неловко выронила сверток. Тонкая бечевка лопнула, и содержимое раскатилось по полу.

– Зачем ты накупила свечей? – воскликнула Кристина.

Но, к счастью для Линды, она не стала дожидаться ответа, а продолжила, помогая собрать покупки:

– Я пришла, чтобы спросить, не пойдешь ли ты сегодня утром со мной в бухту Чаек. Я хочу сделать там несколько набросков.

Линда с готовностью согласилась. За последние несколько дней она уже не раз сопровождала Кристину. К живописи та была равнодушна, но, возможно, нашла в ней предлог успокоить свое самолюбие, поскольку ее муж теперь уже почти все свое время проводил с Арленой Маршалл.

Сама Линда становилась все более угрюмой и раздражительной. Ей нравилось проводить время вместе с Кристиной, которая, поглощенная работой, почти не говорила. Для девушки это было все равно что находиться в полном одиночестве и в то же время иметь хоть какое-нибудь общество. Между ней и Кристиной установилась симпатия, вероятно, основанная на обоюдной неприязни по отношению к одному и тому же человеку.

– В двенадцать у меня теннис, так что нам лучше выйти пораньше, – сказала Кристина. – Как насчет половины одиннадцатого?

– Хорошо. Буду готова. Встречаемся в фойе.

Сбегая вниз по лестнице, Линда налетела на Розамунд Дарнли, выходящую из обеденного зала после позднего завтрака.

– Ой! Простите, мисс Дарнли!

– Чудесное утро, не правда ли? – приветливо сказала та. – После вчерашнего трудно в это поверить.

– Согласна. Мы с миссис Редферн идем в бухту Чаек. Я обещала встретиться с ней в половине одиннадцатого. Кажется, я опаздываю…

– Нет, еще только двадцать пять минут одиннадцатого.

– О! Отлично!

Девушка запыхалась, и Розамунд с любопытством посмотрела на нее.

– Линда, ты, часом, не заболела?

У той светились глаза, щеки горели румянцем.

– Нет, нет! Всё в порядке!

– Сегодня такой чудесный день, что я решила сходить на завтрак. Обыкновенно я завтракаю в постели. Но сегодня спустилась вниз и встретилась лицом к лицу с яичницей с ветчиной, как поступают лишь настоящие мужчины.

– Да – после того, что было вчера, погода просто райская. По утрам в бухте Чаек очень хорошо. Я намажусь маслом для загара и стану совсем черной.

– Да, по утрам в бухте Чаек восхитительно, – согласилась Розамунд. – И там гораздо спокойнее, чем здесь, на пляже.