Рекс Стаут - Тройные хлопоты

Разозлить завтракающего Вулфа – непростая задача. Он проглотил кусок тоста с джемом, запил его кофе и пропустил выпад полицейского мимо ушей.

– Он приходил к вам вчера утром, за двенадцать часов до смерти. Вы этого не отрицаете, – настаивал Кремер.

– Да. И я уже объяснил вам, что ему от меня понадобилось, – вежливо ответил Вулф. – Он получил письмо с угрозой и сказал, что ему нужны мои мозги. Я отказал ему в помощи, и он ушел. Вот, собственно, и все.

– И чем же был вызван ваш отказ? Чем он вам так не угодил?

– Ничем. – Вулф налил себе еще кофе. – Я в принципе не берусь за такие дела. За анонимными угрозами жизни либо вообще ничего не стоит, либо, наоборот, скрывается столь серьезная опасность, что положение человека совершенно безнадежно. Прежде мне доводилось иметь дело с мистером Дженсеном всего один раз: пехотный капитан по имени Питер Рут пытался продать ему какие-то армейские секреты, чтобы Дженсен использовал их в политических целях. Мы собрали нужные улики, и капитан Рут отправился под трибунал. Мистер Дженсен, по его собственному признанию, был весьма впечатлен моей работой. Думаю, именно поэтому он пришел ко мне, когда ему снова понадобилась помощь.

– Он считал, что угрозы исходят от кого-то, связанного с капитаном Рутом?

– Нет, он вообще не упомянул Рута. Более того, отметил, что не имеет ни малейшего представления о том, кто его собирается убить.

– То же самое он сказал и Тиму Корнуоллу. Корнуолл считает, будто вы сразу сообразили, что дело слишком опасное, и как раз поэтому дали Дженсену от ворот поворот. Корнуолл чертовски зол на вас, и его можно понять. Он потерял одного из лучших своих людей…

– Что ж, – мягко произнес Вулф и покачал головой. – Если это действительно был лучший из его людей…

– По утверждению Корнуолла, – подчеркнул Кремер. – Так вот, человек Корнуолла мертв. Его звали Дойл, двадцать лет отпахал, прекрасный послужной список. Кроме того, нельзя сказать, что случившееся прямо свидетельствует о его непрофессионализме. Вчера около полудня Дженсен пришел в агентство «Корнуолл и Мейер». Корнуолл выделил ему в телохранители Дойла. Мы выяснили, где клиента с охранником носило дальше. Ничего особо примечательного. Вечером Дойл отправился вместе с Дженсеном в клуб, где у того была назначена встреча. Из клуба они вышли в двадцать минут двенадцатого и, по всей видимости, двинулись прямо домой к Дженсену то ли на автобусе, то ли на подземке. Жил Дженсен в многоквартирном доме на Семьдесят третьей улице, неподалеку от Мэдисон-авеню. Без четверти двенадцать их обоих обнаружили мертвыми на тротуаре у входа в здание. Оба убиты выстрелом в сердце из пистолета тридцать восьмого калибра. В Дойла стреляли сзади, а в Дженсена, наоборот, спереди. Пули у нас есть. Следов осаждения пороховой копоти нет. Никаких.

Вулф саркастически усмехнулся, отставил в сторону кофейную чашку, знаком показав, что, коли я здесь, не мешало бы мне отнести поднос с остатками завтрака на кухню.

– Лучший человек Корнуолла, подумать только… – покачал он головой.

– Да перестаньте! – Сарказм Вулфа явно пришелся не по нраву Кремеру. – Дойла убили выстрелом в спину. Примерно в десяти шагах от места происшествия есть узкий проход между домами – убийца мог прятаться там. С тем же успехом он мог стрелять из проезжавшей мимо машины либо с противоположной стороны улицы. Правда, это под силу лишь опытному стрелку. Только подумать: два выстрела, и оба прямо в сердце! Пока мы не можем найти свидетелей. Выстрелов никто не слышал. Швейцар был в подвале – он заодно работает истопником. Сами знаете, идет война, людей везде не хватает. Лифтер как раз поднимал на десятый этаж одного из жильцов. Тела были обнаружены двумя женщинами, возвращавшимися домой из кино. Убийство произошло самое большее за минуту до их появления на месте убийства – женщины как раз вышли из автобуса, что останавливается на углу Мэдисон-авеню.

Вулф встал с кровати, а на это, уж поверьте, стоило посмотреть. Он глянул на часы, стоявшие на прикроватном столике. Они показывали без двадцати пяти девять.

– Знаю, знаю, – пробурчал Кремер, – вы хотите одеться, потому что вам пора наверх, к вашим орхидеям, будь они неладны! Так вот, жилец, который поднимался в лифте к себе домой, оказался известным врачом, шапочно знакомым с Дженсеном. Женщины, обнаружившие трупы, работают в модельном агентстве на Седьмой авеню и никогда не слышали о Дженсене. Лифтер оттрубил в этом доме целых тридцать лет, у него безупречный послужной список. Дженсен не скупился на чаевые, и потому прислуга его любила. Швейцар – жирный олух, которого наняли две недели назад за неимением лучшего, людей и так не хватает. Жильцов по именам он еще не знает. Таким образом, убийство мог совершить кто угодно. У нас под подозрением все жители Нью-Йорка, а также приезжие, которые прибывают и убывают ежедневно. Именно поэтому я пришел к вам и Христом Богом заклинаю рассказать, что вам известно. Сами видите, в каком отчаянном положении я нахожусь.

– Мистер Кремер, – тронулась с места гора в желтой пижаме, – я вам уже все сказал. Если хотите, повторю еще раз: меня это дело не интересует, я к нему не причастен и не желаю ничего о нем слышать. – С этими словами Вулф удалился в ванную комнату.

Две минуты спустя, когда я открыл входную дверь, чтобы выпроводить Кремера, инспектор резко повернулся ко мне. Конец сигары, торчащей из уголка рта, вздернулся вверх.

– Кстати о черном шелковом покрывале. Оно прекрасно подойдет для савана. Когда Вулфу придет конец, дай мне знать. Приду и помогу с кройкой и шитьем.

– Вам не угодишь, – холодно осадил я его. – Скажешь правду – вы бранитесь, соврешь – опять недовольны. За что вам только жалованье платят?

В кабинете на столе меня ждала утренняя почта, которую я еще не успел разобрать, из-за того что нелегкая принесла к нам спозаранку инспектора. Я взял в руки нож для бумаг и приступил к работе. Что военное время, что мирное – разницы особой не было. Нам, как и прежде, слали рекламу, каталоги, жалобы, просьбы о бесплатной помощи и совете и прочую ерунду подобного рода. Я уже практически разобрал всю корреспонденцию, так и не увидев ничего особо интересного, когда распечатал тот самый конверт.

Я уставился на листок. Потом взял конверт и долго таращился уже на него. Обычно я редко разговариваю сам с собой, но в тот момент услышал собственный голос, который достаточно громко произнес:

– О боже!..

Бросив остатки неразобранной почты до лучших времен, я взлетел по ступенькам на самый верх – в оранжерею.

Пройдя первые три помещения цветочного царства, миновав ряды с рассадой и цветущих гибридов Cattleya, я обнаружил Вулфа в горшечной. Там он в обществе нашего садовника Теодора Хорстмана изучал только что доставленный ящик сфагнума, добавляемого в грунт для орхидей.