Рекс Стаут - Три двери смерти

– Проклятье! – мрачно произнес Вулф. – И впрямь начинается снегопад, а у меня нет галош.

По дороге до оранжереи Питкэрна Вулф упал два раза, я – четыре, а Сол – всего один. Меня угораздило всех обставить по числу падений, потому что я шел первым.

Понятное дело, мы не могли воспользоваться фонариками, поэтому приходилось идти в кромешной тьме, ну а кроме того, шел снег. С одной стороны, это было нам на руку, но с другой – белая пороша уже полностью укрыла землю, а вместе с ней и ямы. Когда идешь в темноте, причем стараясь при этом не поднимать лишнего шума, куда легче двигаться по ровной дороге. Увы, мы не могли позволить себе такой роскоши. Наш маршрут лежал совсем в другом направлении.

Мы действовали по наитию. Свернув с шоссе, мы углубились в настоящие джунгли, за добрых триста ярдов обогнув въезд в имение и копа, пребывавшего, по словам Сола, в дурном расположении духа. После того как мы преодолели первое препятствие, нам практически сразу пришлось карабкаться вверх по склону. Наступив на камень, я поскользнулся, покачнулся, попытался схватиться за дерево, но промахнулся.

– Аккуратнее, здесь камень, – прошептал я.

– Заткнись! – прошипел Вулф.

Стоило мне привыкнуть к подъему по склону, как вдруг он закончился, сменившись лесом с чередой кочек и ухабов. Потом лес тоже закончился, и мы уперлись в густой кустарник. Возможно, я бы через него и сумел продраться, но вот Вулфу он явно был не по зубам, и потому нам пришлось двинуться в обход. Только после того, как моя нога трижды соскочила вниз, я понял, что иду по краю крутого обрыва. Оказавшись затем на дне оврага, мы уперлись в ручей, причем до меня дошло, что темная полоса передо мной – именно ручей, лишь после того, как я в него забрел. Я сделал шаг назад, прыгнул, словно тигр, и с большим трудом оказался-таки на противоположном берегу. Приземлился я, правда, на колени, но падением это не считаю. Поднявшись, я с ужасом подумал, что Вулфу прыжок мой ни за что не повторить. Однако, оглянувшись, я увидел, что тот уже переходит ручей вброд, одной рукой придерживая края пальто, а в другой сжимая трость, которой нащупывал дно.

Я никогда не утверждал, что хорошо ориентируюсь в лесу, и той темной ночью лишний раз убедился, что не обладаю выдающимися способностями в этой области. Наверное, я что-то напутал, просчитался с количеством поворотов на шоссе. По моим расчетам, мы должны были выйти прямо к дому, к которому примыкала оранжерея. Однако после того как мы перемахнули еще через несколько холмов, я четыре раза свалился в грязь, а Вулф кубарем скатился с утеса прямо под ноги Солу, я начал подозревать, что мы заблудились. Черт подери, а я еще радовался, что ельник такой густой и потому нас не заметят! Лучше бы он был пожиже, зато мы бы увидели огни особняка. В тот самый момент, когда меня уже начало охватывать отчаяние, мы вышли на тропинку. После того как мы свернули по ней налево и отмахали шагов тридцать, она начала казаться мне знакомой. Ну а когда мы добрались до края ельника и увидели огни дома, отпали последние сомнения: это была та самая тропинка, по которой сегодня мы уже проходили несколько раз.

Дальше дело пошло легче. Поскольку снег повалил еще гуще, нам не пришлось ползти к дому по-пластунски. Добравшись до развилки, где от тропинки ответвлялась дорожка, забиравшая налево, к южной части дома, я повернулся к Вулфу и спросил:

– Все нормально?

– Заткнись и шагай дальше! – прорычал он.

Так я и сделал. Вскоре мы достигли оранжереи. Я достал из кармана ключ, вставил его в замочную скважину и с облегчением вздохнул – ключ подошел. Я аккуратно распахнул дверь, мы вошли, и я беззвучно прикрыл ее. Пока все шло как по маслу. Мы добрались до подсобки. Но здесь было темно!

В соответствии с планом мы сняли облепленные снегом пальто и бросили их на пол. За ними последовали шляпы. Только потом я обнаружил, что Вулф решил оставить себе трость, видимо, для того, чтобы дубасить ею тех, кто станет кричать или попытается добраться до телефона. Я двинулся первым, за мной шел Вулф, а замыкал процессию Пензер. Мы миновали холодный отсек, в котором было на удивление жарко. Пробираться по проходу между грядками оказалось на редкость непросто. Там я сделал очередное открытие: если в снежную ночь в оранжерее выключен весь свет, то стекло кажется совершенно черным.

Не повредив ни одного растения, мы прошли в теплый отсек, в котором было еще жарче, и очутились в среднем. В тот самый момент, когда, по моим оценкам, мы находились примерно в центре помещения, я сбавил скорость. Теперь я останавливался каждые несколько футов, ощупывая выступ слева. Вскоре я почувствовал под своими пальцами занавеску и, взяв Вулфа за руку, помог ему нащупать ее. Общими усилиями мы закинули занавеску наверх, и Сол забрался в нишу – туда, где убийца спрятал тело Дини Лауэр. Я не видел Пензера, поэтому пошарил руками, желая убедиться, что он там, и только после этого вновь опустил занавеску. Затем мы с Вулфом выбрались на открытую площадку за скамейками.

К этому моменту мы уже знали, что в окутанной тьмой оранжерее нет ни единой живой души, а потому вполне можно общаться шепотом. Но мы молчали – говорить было нечего. Я вытащил пистолет из наплечной кобуры, сунул его в боковой карман и направился к двери, ведущей в гостиную. Вулф шел за мной по пятам. Дверь была хорошо пригнана, но все же внизу имелась тоненькая щелочка, сквозь которую в оранжерею проникал свет.

И вот теперь нам предстояло получить ответ на самый главный вопрос: заперта ли дверь со стороны дома? Из-за толстой двери доносились звуки голосов, и это обнадеживало. Крепко взявшись за ручку, я стал медленно, со скоростью минутной стрелки, ее поворачивать. Когда она дошла до упора, я осторожно нажал на дверь. Она легко поддалась. Ее оставили незапертой.

– Путь свободен, – прошептал я Вулфу и, резко распахнув дверь, шагнул в гостиную.

Одного взгляда оказалось вполне достаточно, чтобы понять: нам крупно повезло. Первая удача заключалась в том, что мы накрыли в гостиной всех троих: Джозефа Дж., его дочь и сына. Второй нашей удачей можно считать то, как они отреагировали, увидев оружие у меня в руке. Согласитесь, что хотя бы один из них запросто мог закричать, однако Питкэрны лишь ошеломленно молчали. Диспозиция была такая. Сибил сидела на диване, откинувшись на подушки и сжимая в руках высокий бокал. Доналд расположился рядом в кресле и тоже что-то пил. Отец семейства стоял. Он единственный из всех троих пошевелился, когда мы вошли, повернув голову на звук открывающейся двери.

– Ни с места, – быстро проговорил я, – и мы никого не тронем.

Джозеф Дж. издал странный звук, больше всего похожий на возмущенный смешок. Сибил же этим не ограничилась и выразила свое негодование на словах: