Агата Кристи - Вилла «Белый конь» [litres]

Белла принялась убирать со стола. Я пошел туда, где была прикреплена вывеска старой гостиницы. Тирза последовала за мной.

– При таком освещении вы ее толком не разглядите, – сказала она.

Так и было. В бледном размытом изображении на темной, покрытой копотью панели едва можно было опознать лошадь. Холл освещали слабые электрические лампочки в абажурах из толстого пергамента.

– Та рыжеволосая девушка… Как ее звали? Джинджер, что ли… Которая гостила у Роды. Она сказала, что отчистит и отреставрирует вывеску, – сказала Тирза. – Сомневаюсь, что она вспомнит об этих своих словах. – И небрежно добавила: – Она работает в какой-то лондонской галерее…

Было странно слышать, как о Джинджер говорят так безразлично и небрежно. Уставившись на картину, я сказал:

– Это могло бы быть интересным.

– Конечно, это не первоклассная живопись, – сказала Тирза. – Просто мазня. Но она очень подходит к данному месту… И ей куда больше трехсот лет.

– Готово.

Мы резко обернулись. Нас манила Белла, появившаяся из полумрака.

– Пора приступать, – сказала Тирза – все так же отрывисто и деловито.

Я последовал за ней на улицу, и она повела меня в амбар-пристройку. Как я уже упоминал, из дома войти в амбар было нельзя. Стояла облачная темная ночь, звезд не было.

И вот из густой темноты мы попали в длинное освещенное помещение. Вечером амбар преобразился. Днем он казался симпатичной библиотекой, теперь же стал чем-то большим. Тут стояли лампы, но они не были зажжены. Свет лился неизвестно откуда, наполняя помещение нерезким, но холодным сиянием. В центре амбара виднелось нечто вроде высокой кровати или тахты, застеленной пурпурным покрывалом, расшитым каббалистическими знаками. В дальнем конце стояла маленькая бронзовая жаровня, рядом с ней – большой медный таз, судя по его виду, старинный. У противоположной стены, почти касаясь ее, стояло тяжелое кресло с дубовой спинкой.

Тирза указала мне на него:

– Сядьте там.

Я послушно сел.

Теперь ее поведение изменилось. Странно, но я не мог точно определить, в чем заключаются изменения. В поведении Тирзы не было ничего от фальшивого оккультизма Сибил. Скорее это походило на то, что занавес повседневной, нормальной, банальной жизни был отдернут. И за ним оказалась женщина, какой Тирза была на самом деле, чьи манеры напоминали манеры хирурга, приближающегося к операционному столу, чтобы провести трудную и опасную операцию. Впечатление усилилось, когда она подошла к стенному шкафу и достала оттуда нечто вроде длинного рабочего халата. В нем на мгновение отразился свет, и мне показалось, что он сшит из ткани, сплетенной из металлической нити. Тирза натянула то, что очень напоминало длинные тончайшие кольчужные перчатки, – однажды мне показывали бронежилет из похожей ткани.

– Следует принять меры предосторожности, – сказала она.

Фраза прозвучала слегка зловеще. Потом Тирза обратилась ко мне глубоким выразительным голосом:

– Я должна настоятельно потребовать, мистер Истербрук, чтобы вы хранили полную неподвижность. Ни при каких обстоятельствах вы не должны покидать это кресло. Для вас это будет небезопасно. Это не детская игра. Я имею дело с силами, опасными для тех, кто не знает, как с ними обращаться!

Помолчав, она спросила:

– Вы привезли то, что должны были привезти?

Без единого слова я вытащил из кармана коричневую замшевую перчатку и протянул ей.

Взяв перчатку, Тирза прошла к металлической, прикрытой колпаком лампе на длинной ножке. Она включила ее и поместила перчатку туда, где пятно света имело самый нездоровый оттенок, превративший густо-коричневый цвет замши в безликий серый. Потом выключила лампу и одобрительно кивнула.

– Подходит как нельзя лучше, – проговорила она. – Физические эманации владелицы крайне сильны.

Она положила перчатку на то, что смахивало на большой радиоприемник, в дальнем конце помещения. Потом слегка возвысила голос:

– Белла, Сибил. Мы готовы.

Сибил вошла первой. Поверх своего павлиньего платья она накинула длинный черный плащ, который отбросила в сторону театральным жестом. Плащ соскользнул на пол, напоминая лужу чернил. Сибил выступила вперед.

– Я очень надеюсь, что на сей раз все пройдет хорошо, – сказала она. – Никогда не знаешь заранее. Пожалуйста, мистер Истербрук, не настраивайтесь на скептический лад. Это очень все усложняет.

– Мистер Истербрук здесь не для того, чтобы потешаться, – сказала Тирза довольно жестко.

Сибил легла на пурпурную тахту. Тирза склонилась над ней, поправила ее одежду.

– Тебе вполне удобно? – заботливо спросила она.

– Да, спасибо, дорогая.

Тирза выключила несколько ламп. После вкатила какой-то балдахин на колесиках и разместила его так, чтобы он прикрывал тахту, оставив Сибил в глубокой тени посреди рассеянного полусвета-полумрака.

– Слишком яркий свет губителен для глубокого транса, – сказала она. – Теперь, думаю, мы готовы. Белла!

Белла вышла из тени.

Они с Тирзой подошли ко мне. Тирза взяла меня правой рукой за левую, Беллу – левой за правую. Левая рука Беллы нашла мою правую руку. Ладонь Тирзы была сухой и твердой; ладонь Беллы – холодной и вялой: я как будто держал слизня и содрогнулся от отвращения.

Тирза, должно быть, нажала какой-то выключатель, потому что сверху раздалась тихая музыка. Я узнал траурный марш Мендельсона.

«Мизансцена, – пренебрежительно подумал я. – Фальшивая мишура!»

Но, несмотря на мой спокойный критический настрой, я чувствовал, как в глубине моей души зарождается непрошеное мрачное предчувствие.

Музыка смолкла. На смену ей пришло долгое ожидание. Слышно было только дыхание: с легким присвистом – Беллы и глубокое и размеренное – Сибил.

А потом Сибил вдруг заговорила. Но не своим голосом. То был голос мужчины, без ее жеманных интонаций, но с гортанным иностранным акцентом.

– Я здесь, – сказал голос.

Женщины выпустили мои руки. Белла скользнула во тьму. Тирза сказала:

– Добрый вечер. Это ты, Макандаль?

– Я – Макандаль.

Тирза подошла к тахте и отдернула защищающий ее балдахин. На лицо Сибил упал мягкий свет. Похоже, она спала глубоким сном, и ее лицо сейчас казалось совершенно другим. Морщины разгладились. Она выглядела на много лет моложе. Ее почти можно было назвать красивой.

– Готов ли ты, Макандаль, подчиниться моим желаниям и моей воле? – спросила Тирза.

Этот новый глубокий голос ответил:

– Готов.

– Готов ли ты защитить тело Доссы [56] В вуду – ребенок, рожденный женщиной, уже имевшей близнецов, называется Доссу – если это мальчик, Досса – если это девочка. В подлиннике – Dossu. Считается, что такие люди максимально открыты для общения с духами. , лежащее здесь, в которое ты вселился, от любого физического ранения и вреда? Посвятишь ли ты его жизненные силы моей цели, дабы достигнуть сей цели с его помощью?