Морис Леблан - Приключения Арсена Люпена

После этого Арсен Люпен и его сообщник в течение нескольких часов разбирали связки бумаг. Он не был разочарован, поскольку заранее предполагал, что состояние Эмберов не соответствует слухам. Миллионы исчислялись не сотнями и даже не десятками. Но однако, общий итог представлял собой весьма солидную сумму, поскольку деньги были вложены в выгодные предприятия: в акции железной дороги, парижские и государственные ценные бумаги, акции Суэцкого канала и северных угольных шахт и т. д.

Он был удовлетворен.

— Разумеется, — говорил он, — позднее нас ждет глубокое разочарование, когда настанет время продавать их. Возникнут препятствия, придется, и не раз, уступать их по бросовой цене. Не важно, получив это первоначальное вложение, я смогу жить, как мне захочется… и воплотить самые дорогие свои мечты.

— А остальное?

— Остальное можешь сжечь, малыш. Эта груда хорошо смотрелась в сейфе. Для нас она бесполезна. Что же до ценных бумаг, мы спокойно запрем их в шкафу и будем ждать удобного момента.

На следующий день Арсен решил, что может спокойно вернуться в особняк Эмберов, но узнал из газет неожиданную новость: Людовик и Жервеза исчезли.

Сейф открывали с большой торжественностью. Представители судебной власти нашли в нем то, что оставил Арсен Люпен, иначе говоря, совсем немного…

Таковы факты, и некоторые из них объясняются вмешательством Арсена Люпена. Я слышал этот рассказ из его уст, когда он как-то разоткровенничался со мной.

В тот день он ходил взад и вперед по моему кабинету, а глаза его блестели незнакомым мне лихорадочным блеском.

— В общем и целом, — сказал ему я, — это ваше лучшее дело?

Не ответив мне напрямую, он продолжал:

— Есть в этой операции непостижимые загадки. И даже после всех моих объяснений, сколько остается неясного! Почему они сбежали? Почему не воспользовались услугой, которую я невольно оказал им? Ведь было так просто заявить: «В сейфе лежало сто миллионов. Их больше нет, потому что их украли!»

— Они потеряли голову.

— Хорошо, допустим… С другой стороны, ведь правда, что…

— Что?

— Нет, ничего.

Что означали эти недомолвки? Он явно чего-то недоговаривал и явно не хотел говорить больше. Я был заинтригован. Видимо, речь шла о чем-то серьезном, раз у такого человека, как он, возникали сомнения.

Тогда я стал задавать ему вопросы наобум:

— Вы их больше не видели?

— Нет.

— И вам не случалось испытывать какое-то сострадание к этим несчастным?

— Мне? — воскликнул он, подскочив.

Его возмущение удивило меня. Неужели я задел его за живое? Я настаивал:

— Ну да, вам. Не будь вас, они, возможно, могли бы справиться с угрозой… или хотя бы исчезли, предварительно набив карманы.

— То есть вы приписываете мне угрызения совести?

— Да, черт возьми!

Он сильно ударил рукой по столу:

— Выходит, по-вашему, я должен был бы испытывать угрызения совести?

— Назовите это угрызениями совести или сожалениями, короче говоря, вы могли бы испытывать какие-то эмоции…

— Какие-то эмоции по отношению к людям…

— К людям, которых вы лишили состояния.

— Какого состояния?

— Ну, двух или трех пачек ценных бумаг…

— Двух или трех пачек ценных бумаг! Я их лишил груды ценных бумаг, не так ли? Части их наследства! И в этом моя вина? Мое преступление? Но, черт возьми, дорогой мой, разве вы не догадались, что эти ценные бумаги были фальшивыми? Слышите, ФАЛЬШИВЫМИ!

Я смотрел на него в полном потрясении.

— Фальшивыми? Четыре или пять миллионов?

— Фальшивыми, — воскликнул он в ярости, — более чем фальшивыми! Облигации, парижские и внутренние займы — это просто бумага, обычная бумага! Из всей этой кучи я не смог выручить ни единого су! А вы говорите об угрызениях совести? Это они должны их испытывать! Они обвели меня вокруг пальца как младенца! Обобрали, как последнего болвана! Как полного недоумка!

Он был по-настоящему разъярен, взыграли досада и уязвленное самолюбие.

— Признаюсь, что они меня обыграли с самого первого хода! Знаете ли вы, какую роль я сыграл в этом деле или, вернее, какую роль они мне отвели? Роль Андре Брауфорда! Да, дорогой мой, а я даже ничего не заподозрил!

И только позднее из газет, сопоставив отдельные детали, я догадался. Пока я выступал благодетелем, человеком, рисковавшим жизнью и вступившим в схватку с бандитом, они-то выдавали меня за одного из Брауфордов!

Правда, мило? Этот чудак, обитавший на третьем этаже, этот дикарь, которого демонстрировали издали, это был Брауфорд, а Брауфорд — это был я! И благодаря мне, благодаря уверенности, которую внушало имя Брауфорда, банкиры ссужали им деньги, нотариусы убеждали своих клиентов давать им взаймы! Неплохая школа для новичка! Уверяю вас, этот урок не прошел для меня даром!

Он резко остановился, схватил меня за руку и сказал с раздражением, хотя в его голосе легко было уловить нотки иронии и восхищения:

— Дорогой друг, пока что Жервеза Эмбер осталась должна мне полторы тысячи франков!

На сей раз я не мог удержаться от смеха. Да, это был верх остроумия. Даже сам Люпен искренне развеселился.

— Да, дорогой мой, полторы тысячи франков! Я ведь не только не получил ни единого су из положенного мне жалованья, но еще и дал ей взаймы полторы тысячи! Все свои юношеские накопления! А знаете для чего? Ни за что не догадаетесь… Для ее бедняков! Говорю вам как на духу! Якобы для ее несчастных, которым она помогала тайком от Людовика! И тут я прокололся. Смешно, правда? Арсена Люпена одурачили на полторы тысячи франков, причем одурачила дамочка, у которой он украл на четыре миллиона фальшивых ценных бумаг! И сколько ухищрений, усилий, гениальных хитростей мне потребовалось ради достижения этого великолепного результата!

Это первый и единственный раз в жизни, когда меня оставили в дураках. Да уж! Зато по-настоящему, первоклассно!..

Резкий звонок разбудил консьержку дома № 9 по авеню Ош. Она дернула за шнурок, открывающий дверь, и проворчала:

— Я-то думала, что все уже вернулись. Сейчас, наверное, часа три, не меньше!

Ее муж пробурчал:

— Наверное, за доктором пришли.

И впрямь чей-то голос произнес:

— Доктор Арель… какой этаж?

— Четвертый налево. Но доктор по ночам не ходит к больным.

— Придется пойти.

Человек вошел в вестибюль, поднялся на один этаж, на второй и, даже не задержавшись на площадке четвертого, где жил доктор Арель, пошел прямо на шестой. Там он вытащил два ключа: один повернул в дверной скважине, вторым открыл английский замок.

— Чудесно, — прошептал он, — работа намного упрощается. Но прежде чем приступать, нужно обеспечить отступление. Посмотрим… Достаточно уже прошло времени, чтобы я успел позвонить в квартиру доктора и меня оттуда выгнали? Еще нет… подождем немного.