Морис Леблан - Приключения Арсена Люпена

— В чем вы клянетесь? Что вы — это не вы? Не слуга графини?

— Какой слуга? Меня зовут Дюфур. Спросите хозяина.

— Ну да, для хозяина вы Анатоль Дюфур, но для правосудия Виктор Данэгр.

— Неправда! Неправда! Вас обманули.

Незнакомец достал из кармана карточку и протянул ее. Виктор прочел: «Гримодан, бывший инспектор сыскной полиции. Частный детектив». Он вздрогнул.

— Вы из полиции?

— Уже нет, но я любил это ремесло и продолжаю им заниматься… только получаю побольше. Время от времени всплывают такие вот дела — просто на вес золота… как ваше.

— Мое?

— Да, ваше. Уникальное дело, если вы пожелаете быть более сговорчивым.

— А если нет?

— Придется. Вы находитесь в таком положении, когда не можете мне отказать.

Виктором Данэгром овладело дурное предчувствие. Он спросил:

— В чем дело? Я слушаю.

— Хорошо, — ответил тот, — давайте по существу. В двух словах — меня прислала к вам мадемуазель де Синклев.

— Синклев?

— Наследница графини д’Андийо.

— Зачем?

— Затем, что мадемуазель де Синклев поручила мне потребовать у вас черную жемчужину.

— Черную жемчужину?

— Которую вы украли.

— Я не крал.

— Неправда.

— Если я украл, значит я и убил.

— Вы и убили.

Данэгр натужно рассмеялся:

— К счастью, любезнейший, суд присяжных пришел к другому мнению. Все присяжные, слышите, все как один, признали меня невиновным. А когда совесть чиста и вы заслужили доверие двенадцати порядочных людей…

Бывший инспектор схватил его за руку:

— Не надо пышных слов, милейший. Внимательно выслушайте меня и подумайте над моими словами, они того стоят. За три недели до убийства вы, Данэгр, украли у кухарки ключ от черного хода и заказали дубликат у слесаря Утара, дом 244 по улице Оберкампф.

— Вовсе нет, — проворчал Виктор, — никто этого ключа не видел, потому что его не существует.

— Вот он.

Выдержав паузу, Гримодан продолжил:

— Вы убили графиню складным ножом, который купили на рынке на площади Республики в тот же день, когда заказали ключ. Лезвие треугольной формы с бороздкой.

— Все это трепотня, вы говорите наобум. Никто не видел этого ножа.

— Вот он.

Виктор Данэгр отшатнулся. Бывший инспектор продолжил:

— На нем видны следы ржавчины. Я должен объяснять вам, откуда она взялась?

— И что с того? Вы раздобыли ключ и нож… А кто может доказать, что они мои?

— Прежде всего слесарь, а потом продавец, у которого вы купили нож. Я уже освежил их память. Когда они увидят вас, то непременно вспомнят.

Он говорил сухо и жестко, с убийственной определенностью. Данэгр сжался от страха. Ни следователь, ни председатель суда присяжных, ни помощник генерального прокурора не вникали в дело так глубоко, не видели его так отчетливо, да он и сам уже многое забыл.

И все-таки он постарался напустить на себя безразличный вид:

— И это все ваши доказательства?

— Есть еще одно. Совершив преступление, вы ушли тем же путем. Но когда очутились в гардеробной, вас охватил страх и, чтобы не упасть, вам пришлось опереться о стену.

— Откуда вы знаете? — прошептал, заикаясь, Виктор. — Этого знать никто не может.

— Правосудие не может, потому что никому из этих господ не пришло в голову взять свечку и хорошенько осмотреть стены. Но если бы они потрудились, то увидели бы на белой штукатурке бледное красное пятнышко, правда достаточно четкое, чтобы обнаружить отпечаток вашего большого пальца, измазанного кровью, которым вы прикоснулись к стене. Надеюсь, вы не станете отрицать, что в антропометрии это один из главных способов идентификации.

Виктор Данэгр побледнел как полотно. Капли пота стекали по его лбу и падали на стол. Он смотрел безумными глазами на этого странного человека, который описывал его преступление, словно присутствовал при нем, как невидимый свидетель.

Он опустил голову, бессильно признавая свое поражение. Уже много месяцев он сражался со всем миром. Но сейчас почувствовал, что против этого человека он не выстоит.

— Если я верну жемчужину, — пробормотал он, — сколько вы мне дадите?

— Ничего!

— Вы что, смеетесь? Я отдам вам вещь, которая стоит тысячи или даже сотни тысяч, и не получу ничего взамен?

— Почему же? Получите свою жизнь.

Несчастный содрогнулся. Гримодан добавил почти мягко:

— Послушайте, Данэгр, эта жемчужина для вас не имеет никакой цены. Вы не сможете ее продать. К чему ее хранить?

— Есть же скупщики… и когда-нибудь по любой цене…

— Когда-нибудь будет поздно.

— Почему?

— Да потому, что правосудие снова заинтересуется вами, и на сей раз, имея улики, которые я им представлю: нож, ключ, отпечаток пальца, — вы пропали, дружище.

Виктор обхватил голову руками и задумался. Он чувствовал, что пропал, окончательно пропал, и одновременно на него навалилась огромная усталость, неистребимая потребность в отдыхе и покое.

Он прошептал:

— Когда она нужна вам?

— Сегодня. Даю не больше часа.

— Или?

— Или я отправлю государственному прокурору письмо мадемуазель де Синклев, в котором она разоблачает вас.

Данэгр налил себе и выпил залпом бокал вина, затем другой, потом сказал, поднимаясь:

— Заплатите по счету и пойдем… Хватит с меня этого гнусного дела.

Наступила ночь. Они шли по улице Лепик, потом по бульварам к площади Этуаль. Они шли молча, Виктор — сгорбившись, усталой походкой.

У парка Монсо он сказал:

— Я жил рядом…

— Черт возьми! Перед арестом вы выходили из дома только в табачный магазин.

— Это здесь, — произнес Данэгр глухим голосом.

Они прошли вдоль садовой решетки и пересекли улицу, на углу которой находился табачный магазинчик. Данэгр остановился в нескольких шагах от него. У него дрожали ноги. Он рухнул на скамейку.

— В чем дело? — спросил его спутник.

— Это здесь.

— Здесь? Что вы мне заливаете?

— Здесь, перед нами.

— Перед нами! Послушайте, Данэгр, не стоило…

— Повторяю, она здесь.

— Где?

— Спрятана между булыжниками.

— Какими?

— Ищите.

— Какими? — повторил Гримодан.

Виктор не ответил.

— Прекрасно, ты решил меня провести, дружище.

— Нет… Но я сдохну в нищете.

— Значит, ты все еще сомневаешься? Так и быть, поступлю по-царски. Сколько ты хочешь?

— Чтобы хватило на билет в Америку, пусть даже на нижней палубе.

— Договорились.

— И сто франков на первые расходы.

— Получишь двести. Говори.

— Посчитайте булыжники вправо от водостока. Она между двенадцатым и тринадцатым.

— В сточной канавке?

— Да, за тротуаром.

Гримодан огляделся. Проезжали трамваи, проходили люди. Но, черт возьми, кому такое могло бы прийти в голову?..

Он раскрыл свой перочинный нож и воткнул его между двенадцатым и тринадцатым булыжником.