Эмиль Коста - Хорошо в деревне летом

– Как так? Я только ватрушки собралась готовить.

– Съедим, – заверил Зою Ивановну племянник. – Отец Геннадий всегда с этим делом поможет.

– Он сладкое любит, – согласилась тетка и, вздыхая, вышла из комнаты.

Иван Ильич остался сидеть. Уж на что он никогда не любил общежитий и гостиниц, ценил личное пространство, а без бывшего нового приятеля в комнате стало как-то совсем пусто. Только на кровати валялась какая-то бумажка. Он встал, подхватив Кешку под теплое пузо, и подошел ближе.

На страничке блокнота чернел аккуратно выведенный телефонный номер. Всего шесть цифр – городской. Домашний. И подпись: Сергей Горобец.

Иван Ильич чувствовал себя скверно. Он винил в этом теткины ватрушки, но в глубине души понимал: дело в другом. Зоя Ивановна после внезапного отъезда журналиста пребывала в скверном настроении, отец Геннадий продолжал дуться на весь мир, даже Кешка приуныл. Некому было расшевелить это хмурое царство своевременной шуткой. Оно и не шевелилось.

Большую часть дня Иван Ильич прятался в собственной комнате. Иногда в дверь скребся кот, порой заглядывала тетка с какой-нибудь просьбой, но в целом никто и ничто не мешало думать. Думалось все равно плохо. Вот вместе с Горобцом у них как-то ловко это выходило: на любой вопрос быстро находились ответы, а теперь… Не сходились концы с концами в этой истории, хоть ты тресни.

Вот взять полушубок Василия: кто-то забрал его с берега реки еще до того, как туда пришел священник. Этот кто-то, вероятно, был на машине, а украденную улику подбросил на базу отдыха. Что это было, спрашивается? Охранники хоть звезд с неба не хватают, да объясняются слишком складно. И хозяин им верит, и жена его. Заранее ж можно было понять, что подстава не удастся.

Или вот перчатки: валялись под сходнями. Стало быть, Василий работу не доделал – ну, оно понятно, накануне же от расстройства водки купил. Пришлось с ранья топать на реку, да с больной головой – а там кто-то недобрый поджидал… или позже явился. Стало быть, все произошло от семи до восьми часов утра – ведь отец Геннадий рано выходит из дома, а в тот день отправился прямо на реку.

А свидетели – ни одного надежного! Иван Ильич даже начал сочувствовать работникам милиции: им-то по службе врут каждый день. Другое дело книги – там люди всегда говорят сыщику правду. Ну, почти всегда. В любой лжи обязательно прячется ключик к разгадке. На самом же деле человек может солгать из-за сущей ерунды: репутацию бережет, симпатизирует обвиняемому, попросту перепутал факты.

В общем, когда тетка сообщила, что к ужину нет хлеба, Иван Ильич почти обрадовался. Магазин уже был закрыт, но Мурашовы кое-какие запасы держат дома. Он быстро оделся, выскочил на улицу и пошел к хутору.

Последние лучики солнца золотили верхушки сопок, во многих домах уже зажигали свет. Окна Мурашовых тоже светились. Иван Ильич вошел в незапертую калитку и постучался в дверь. Иннокентий на удивление обрадовался при виде нежданного гостя.

– Здоров! Заходи, заходи.

Они прошли через веранду на кухню. Здесь было так жарко натоплено, что аж в глазах защипало.

– Ничего, что поздно? Тетка хлеба просила – я думал, вы уж закрылись…

– Я один кукую, Лизка инвентаризацию в лавке затеяла, поздно будет. Так что мог кругаля и не давать.

– Что ж поделаешь.

– Ну, хлебушком-то обеспечу как-нибудь. Ноги вытирай. – Кешка хитро прищурился. – А ты полста грамм с морозу не желаешь?

– Да вроде не морозно там.

Хозяин только рукой махнул, исчез куда-то – и через минуту на столе появились две рюмки и запотевшая чекушка.

– Давай, по маленькой. Лизка ругается, когда я в одно лицо кушаю, а если с гостем – ничего страшного.

Он достал из холодильника банку шпрот и соленые огурчики, кое-как порезал хлеб – у Мурашовых свой, домашний, с хрустящей коркой… и когда Кузьминична все успевает?

– Ну, вздрогнули.

Мураш первым опрокинул рюмку, Иван Ильич последовал его примеру. Пошла хорошо, а после бутербродика с целой шпротиной и ломтиком огурца стало еще лучше.

– Еще по одной? – предложил хозяин?

– Хлеба-то мне сперва отпусти, а то порожняком домой пойду.

– Порожняком из моего дома еще никто не уходил!

Иннокентий встал из-за стола и прошествовал в соседнее помещение, жестом позвав гостя за собой. Иван Ильич давно не бывал в доме Мурашовых и с любопытством озирался по сторонам. К кухне примыкала крошечная проходная комната, из которой можно было войти в хозяйскую спальню. Там стояли две тахты, старинный гардероб с потемневшим зеркалом и японский телевизор на высокой тумбе. С «лентяйкой» – пультом дистанционного управления. В городе вещь вполне привычная, а тут, конечно, роскошь.

Плотная занавеска до пола служила дверью в другую комнату. Туда выходил крошечный кусочек печной стенки, а единственное окно смотрело на север, поэтому зимой и летом царила прохлада – то что нужно продуктам. Когда-то эта комната служила детской, а теперь была отдана под хранение товаров для хозяйской лавки. Из сыновней мебели сохранилась только кровать – она едва выглядывала из-под кучи коробок. Вдоль стен выстроились широкие полки из горбыля, их тоже наполнял самый разный скарб: крупы, туалетная бумага, сигареты, керосин…

– Хлебушек – вот он! – Иннокентий указал на дальнюю от двери полку. – Бери, сколько надо, и погнали, пока Лизка не вернулась.

Иван Ильич приподнял край полиэтилена, накрывавшего хлебные кирпичики, взял одну буханку и вместе с хозяином вернулся на кухню. На комоде в проходной комнате он приметил знакомый сверток – картина Василия. Зацепил локтем, проходя мимо. Вроде дом и немаленький для двоих, а живут тесно.

– Куда вы внуков-то спать кладете? Они ж неделями гостят!

– В нашей живут… там телек, чего пацанам еще надо? Сами вот в холодной – кровать разгребаем и ютимся среди коробок.

– Зачем вообще в доме склад держать? Магазин у вас вроде немаленький.

– Лизка боится, – пояснил Мураш, усаживаясь обратно за стол. – Мало ли, залезут или свет коротнет.

Второе в Двупалом было более вероятно: из-за старой проводки дома горели как спички. А вот чтобы обокрасть магазин в деревне на двести человек, надо было совсем без ума родиться. Или пропить его окончательно.

– Между первой и второй промежуток небольшой? – Иннокентий снова поднял рюмку.

– Будем, – кивнул Иван Ильич.

Вторая пошла хуже, но тоже неплохо. Хватит – все же решил он. Тетка заметит еще чего!

– Я все, Кеш. За хлеб тебе отдать или в лавку занести?

– Обижаешь! Копейки эти считаешь, нет чтоб с человеком посидеть, – Иннокентий надулся всерьез. – Я к тебе, может, один в целой деревне со всей душой…

Иван Ильич не мог не согласиться: