Александр Корниенко - Девять пляшущих мужчин

Мирона ударило нервным потрясением – так, что он обмяк, ноги пошатнулись. Он широко раскрыл глаза, глядя на Скачкова. Такой вопрос ему задали впервые в жизни. И да, он, конечно, помнил это ощущение в руках. Передать и объяснить это невозможно. Мирон знал, какого это – убить человека.

– Хватит. Я вызываю скорую, – поставив на предохранитель и убрав пистолет, подошел капитан Богдасаров.

Мирон присел на пол. Спиной опираясь на стену, он смотрел на Скачкова. Тот лежал на боку, держал себя за живот и стонал.

– В этих ампулах еще слабительное. Ты скоро всё зальешь кровью, умоешься своим же дерьмом, – уже безэмоционально добавил Мирон. – Гребаная жизнь! – всё же, не сдержавшись, воскликнул Мирон. – Кому делать нехер, те и вытворяют подобное. Пепел… мать его! Сука! Сука! – нервы всё же сдали у Мирона, он оперся ладонями о стену. – А-а-а-а! Опять, опять всё заново! Да сколько может это всё продолжаться?! Оставляй его здесь, пусть подыхает. Поехали! Мы должны это остановить, – шатаясь, словно в коматозе, отправился из туалета кузнец Мирон.

– Мы не имеем на это законного основания. За такие методы я должен тебя арестовать, ты понимаешь, Мирон? – догоняя, сказал Дамир. – Скачков человек, какой бы он ни был, и он истекает кровью.

– Успокойся, Дамир. Преувеличил я немного. Не садист же я. Вытащат ему всё без осложнений. Жить будет и, надеюсь, расскажет нам потом всё. Я же нарочно вместе с моими ему закинул и его таблетки. Усилил реакцию мозга на мою убедительно устрашающую историю, а уж мозг заставил тело ощущать и страдать в надуманном болевом шоке.

Следуя уставной инструкции и человеческому состраданию, Дамир набрал номер скорой помощи 113.

– Отряд полиции уже рядом, да и он пока под действием наркотиков. Уверен, жить будет, за свою вину заплатит сполна, отсидит по приговору в тюрьме, я обещаю! Сейчас наша задача – не упустить главное действующее лицо этой преступной схемы. Бегом в машину, поведешь ты, дорогу лучше знаешь! – уверенно скомандовал капитан полиции Богдасаров.

Мирон вел полицейский автомобиль, в то время как Дамир докладывал о случившемся подъезжающему отряду полиции, сообщая о своем передвижении и адресе предполагаемого зачинщика убийства.

Мирон второпях небрежно припарковал автомобиль у ворот конструктора Сомова, не теряя лишнего времени. Сердце продолжало нагнетать кровь так, что долбило в висках, словно детеныши змеи вот-вот вылупятся из черепа и вылезут с обеих сторон наружу.

Где-то за горой уже проступал рассвет. Дамир нажал на кнопку звонка. В ответ – тишина и долгое ожидание. Зажегся свет, и прозвучала кнопка принятия домофона.

– Кто? – задал вопрос сонный старческий голос.

– Это полиция. Откройте. Никаких вопросов в ответ не последовало. Через пару минут мужчина пожилого возраста открыл дверь высокого забора.

– Чем могу помочь служителям правопорядка? – любезно спросил старик.

Мирон сделал шаг вперед, разглядывая хозяина дома:

– А где Сомов?

– Сомов? Нет, вы спутали. Я не Сомов, я Карасев. Больших «рыб» здесь не водится, – усмехнулся старик.

– Ты что нас дуришь? Где ученый и конструктор Лев Николаевич Сомов? Только сегодня я был здесь у него. И в ангаре, и в секретном бункере, – с удивлением и одновременно возмущенно обратился Мирон к хозяину дома.

– Где? В моём ангаре? Мужчина, Вы что говорите? И где Ваши документы? – уже более настороженно спросил пожилой хозяин дома.

Дамир показал документы, представился и в двух словах пояснил цель визита. После услышанного хозяин предложил пройти в ангар.

Первое, что бросилось в глаза Мирону, не было замка на массивной двери, скрывающей, пожалуй, самою большую тайну этого города. Бледный свет включенной одинокой люминесцентной лампы еле освещал практически пустой ангар. В центре него было два неглубоких бетонных резервуара.

– Здесь когда-то была овощебаза. Капусту квасили, – ответил престарелый мужчина, демонстративно разводя руками. – Вы, видимо, ошиблись. Уж извините, ничем не могу больше помочь. Работа у Вас тяжелая, понимаю. Желаю Вам удачи, – добродушно обратился старик к ночным гостям.

У Мирона не было слов, а Дамир вопрошающе смотрел на него. Растерянный и обессиленный кузнец прикрыл лицо руками, не распыляясь на бессмысленные фразы о непонимании. После, немного поразмыслив, сказал:

– Дамир, можешь проверить документы хозяина – паспорт и документы на право собственности? Обыскать дом? Я же был здесь сегодня. Я видел всё! И знаешь, им есть, что скрывать, раз они так поспешно замели следы, заменили людей и спрятали факты. Боюсь, мы даже не представляем, с кем имеем дело, и что нас может ждать…

– Мирон, как бы мы не хотели, нам не получить разрешение на обыск. У нас нет причин для этого, – следуя ходу мыслей Мирона, поддержал Дамир.

– Да я и сам понимаю, – потирая лоб, невнятно продолжал бормотать Мирон. – Дамир, угости сигареткой. Я побуду здесь немного. Вы же не против, Карасев? Вам нечего утаивать. Да и я искать не буду. Набегался я за эти дни. Посижу, – эмоционально истощенный и уставший Мирон присел, держа сигарету.

Двухсекционная люминесцентная лампа помаргивала, и вокруг нее уже скопилась мошкара. Мирон подошел и выключил свет, погрузив ангар в полутьму. Ночь уже не преобладала, наступило утро, и помещение приобрело оттенок серого полутона.

– Добро пожаловать в твой мир, Пепел. Значит, вот как ты его видишь! Отдаю должное, невероятная манипуляция. Только вот объясни: публичное линчевание-то к чему? (убийство человека, подозреваемого в преступлении или нарушении, без суда и следствия).

Ответа не последовало.

Мирон поджег сигарету и сделал затяг. Первым, что он почувствовал, было потрескивание и тление структуры бумажного цилиндра: будто ты втягиваешь в себя чью-то душу, то есть вбираешь ее содержимое, опустошаешь тем самым тело. Любопытно… Мирон взял в руки сигарету и начал рассматривать тлеющую часть, пытаясь сформулировать в голове интересную мысль.

«С каждым осознанным вдохом содержимого мы впускаем в себя смерть, – Мирон удивился собственному ходу мыслей, но продолжил, – Одна сигарета, которую человек так легко втягивает, отравляя себя раз за разом, содержит тысячи ядовитых примесей. Постепенно тело придается тлену, остается одна душа, иначе говоря – пепел. Абрамов – не кто иной, как выжигающий, каратель, скажем так, крематорий душ человеческих. Он то, что остается после примесей и вредоносных соединений. Больше пепла – больше удобрений! Идеологически внятная формула, легко внушаемая слабым и отчаявшимся. Пепел как культ – вполне реален».

В этих мыслях и наблюдениях за тлением сигареты Мирон не заметил, что к нему со спины подошли несколько неизвестных людей с оружием…