Олег Механик - Шпилька

Он достаёт из подлокотника квадратную бутылку «Жеки», свинчивает пробку и делает пару небольших глотков. Лицо привычно морщится от неприятной микстуры, а пальцы нервно выуживают сигарету из пачки «Парламента». Уже через несколько секунд мир вокруг начинает приобретать весёлые насыщенные оттенки. Весело прыгают с крыльца две бабёнки, прикрываясь сумками вместо зонтов. Какие нибудь менеджерши, или менеджерицы, как их правильно. А этот длинный в синем похожем на школьный костюме, вроде коммерческий директор. За ним спускается ещё один пухлый розовощёкий, как поросёнок, похоже финансист, или бухгалтер.

Увлечённый созерцанием спускающихся с крыльца тружеников «Олимпа», Тимур не сразу замечает оживший телефон на сидении рядом. Он смотрит на дисплей и видит на нём имя Глеба.

«Тебе то, что надо?» – тяжело вздыхает Тимур и берёт трубку.

– Привет Тимур! – бодрый голос Глеба приглушен, словно он разговаривает через подушку.

– Привет!

– Ты не занят? Нужно встретиться, поговорить!

– Нужно, значит встретимся. Давай завтра в шесть в «Моцарте».

– Нет, Тим, разговор срочный. Давай сегодня…

– Сегодня я не могу, у меня дела…я занят.

– Чем занят?

Тимур, возмущённый таким бестактным вопросом уже собирается ответить «а твоё какое дело?», но приглушенный голос в трубке продолжает говорить.

– Занят тем, что пялишься из окна машины на крыльцо офиса и ждёшь, когда выйдет Ева?

Тимур подбирается на сидении и смотрит в боковое стекло, по которому потоками бегут струи дождевой воды.

– Ты чё, следишь за мной? – коротко и раздражённо кричит он в трубку.

– Ты следишь за офисом, я слежу за тобой. Ладно, не напрягайся ты так, лучше дверь открой.

Тимур поворачивает голову и в окне правой двери видит серый силуэт, который постепенно проявляясь в потоках воды, превращается в очкастое, вытянутое лицо Глеба. Он нажимает кнопку, и замки дверей открываются с мягким рычанием.

Глеб заскакивает в салон вместе с порывом холодного ветра и брызгами дождя. В ветровке и чёрной бейсболке с длинным козырьком он не походит на себя. Обычно Глеб одевается в классическом стиле и во всём этом прикиде, включающем джинсы и белые кроссовки выглядит гораздо моложе. Вместе с непривычной одеждой в нём появилось ещё что-то новое, свежее. Тимур даже не может сообразить, что это, то ли лихорадочный блеск глаз, то ли какая-то озорная несвойственная ему улыбка. Глеб в последнее время вообще редко улыбается.

– Ты зачем двери блокируешь?

Глеб жарко дышит, словно долго бежал, протягивает Тимуру мокрую руку. С козырька бейсболки стекают потоки воды.

– Привычка…с девяностых осталась. Как видишь, полезная привычка…

– Ну…сейчас же не девяностые, – Глеб, улыбаясь, протирает очки платком.

– Не девяностые…только некоторые про это забывают. Шпионят, в окна чужих машин заглядывают. Ты здесь какими судьбами?

– Тебя хотел найти. Дома нет, дай, думаю, к офису сгоняю, вдруг он там пасётся. И на тебе угадал! Ты бы хоть в сторонку куда-нибудь встал. Твою машину сложно будет не узнать. Хочешь чтобы Лёха увидел?

– А мне всё равно! – Тимур уверенно опускает широкие ладони на руль.

– Я уже понял, дружище! Поэтому я здесь! Слушай, у тебя в салоне свежаком воняет, аж глаза режет. Ты бы хоть проветривал.

– Меня всё устраивает. Я тебя не приглашал.

– Ну вот…уже с порога грубить начал. Я вроде тебе ничего плохого не сделал. Мы же вроде в одной лодке? – Последнюю фразу Глеб произносит настороженно с нажимом. Сейчас его интересует ответ именно на этот вопрос.

– У меня своя лодка, Глеб. Пойми, мне уже не важно, чем эта история закончится. Мне нужна только она.

Глеб достаёт сигарету из пачки, лежащей на подлокотнике, прикуривает. Салон застилает белым туманом.

– Вот этого я и боялся! – говорит он после короткой паузы. – У тебя всегда из-за баб крышу сносило.

– А из-за чего ещё должно сносить крышу, как не из-за них? Из-за бабок, тачек, хат, счетов в банках? Ради чего всё это? Ради чего эта мышиная возня? Объясни мне, Глеб? Скажи, на хуя ты затеял эту историю с Лёхой? Тебе что мало всего того, что ты имеешь? У тебя же из-за баб не сносит крышу. Ты же у нас порядочный семьянин. Или нет? Или вся эта мышиная возня именно из-за баб? Просто у Лёхи больше денег, значит и член у него больше, и трахать он может кого хочешь, в том числе жён лучших друзей!

– Тим, я прошу тебя, заткнись. – Глеб сжимает в ладонях виски. Его взгляд прикован к потокам воды, стекающим по лобовому стеклу.

– Глеб, просто я дошёл до определённого предела. Сейчас я понимаю, что дела нужно делать для чего то, или кого то. Иначе эти дела не имеют смысла. – Говоря, Тимур не сводит глаз с пустого, залитого водой крыльца.

– Я тебя услышал, Тимур. Насколько я понимаю, тебя интересует только Ева. Ради неё ты готов раскрыть перед Лёхой все карты. А как на счёт неё самой? С чего ты решил, что она захочет с тобой быть, ведь она человек достаточно свободолюбивый. Что ты ей можешь дать такого, ради чего он пожертвует этой своей свободой.

– Любовь…я дам ей свою любовь. Думаешь у неё много таких предложений?

– Думаю, что достаточно.

– Тогда я сделаю так, чтобы она услышала именно моё предложение. Для этого или кричать буду громче, или сделаю так, чтобы все остальные заткнулись.

– У тебя выпить есть? – Глеб как-то жалобно смотрит на товарища. Тимур достаёт из подлокотника бутылку, не глядя, суёт её в руки Глебу. Тот делает большой глоток, и ненадолго замирает с искривлённым ртом и зажмуренными глазами.

– Решать, конечно, тебе, дружище! – наконец-то говорит он, враз осипшим голосом. – Всё же я попробую изложить тебе свои соображения, чтобы ты не делал резких движений. По крайней мере, сейчас.

– Валяй…излагай…– равнодушно отвечает Тимур, продолжая смотреть на пустое крыльцо.

– Я знаю, что ты с ней спал, Тимур. Возможно не один раз. Возможно, ночи, проведённые с ней, ты не сможешь сравнить ни с какими другими ночами. Она не такая как все, и я тебя прекрасно понимаю. Я верю, что из-за неё может сорвать крышу. Верю, потому что и сам с ней спал. И было это только вчера.

Тимур делает неуловимое движение, в результате которого большой и указательный пальцы его правой руки превращаются в тиски, сжимающие кадык Глеба.

– Ну и что, дружище…мне плевать…мы то с тобой знаем, что это всего лишь её работа. – его голос всё такой же спокойный и размеренный, а грустный мечтательный взгляд продолжает смотреть в окно, на крыльцо, тем временем, как пальцы всё сильнее сжимают горло Глеба, пытающегося разжать тиски и открывающего рот, словно рыба, которую вытащили из воды.

Наконец-то тиски разжимаются, и Глеб закашливается, сотрясаясь всем телом. Из его глаз ручьями текут слёзы.