Сирил Хейр - Простым ударом шила. Смерть бродит по лесу

Когда Петтигрю встал, чтобы выйти на своей станции, его спутник последовал за ним и опять ждал на платформе, пока подойдет носильщик и возьмет его багаж. Покидая станционное здание, Петтигрю увидел мистера Тодмана за рулем высокого старомодного седана, парадной повозки Тисбери для свадеб, похорон и выдающихся гостей. Бесстыдно любопытный, он помешкал у дверей и со временем был вознагражден появлением незнакомца.

— Вы, джентльмен, в «Альпы», сэр? — спросил мистер Тодман.

— Именно в «Альпы», — раздался густой сочный баритон.

Есть голоса, которые запоминаются лучше лиц. Этих трех слов хватило, чтобы Петтигрю вспомнил, кто этот человек и где он видел его в последний раз.

— Будь я проклят! — пробормотал он, когда парадный экипаж отъехал.

Такое же восклицание вырвалось и у носильщика, уставившегося на щедрые чаевые в своей ладони.

— Мы приобрели нового и любопытного соседа, — вечером сказал Петтигрю жене. — Хамфри Роуз гостит в «Альпах».

— Роуз? Я думала, его посадили в тюрьму.

— Посадили, на семь лет. Мошенничество с Фондом семейного соцобеспечения. Его, наверное, только-только выпустили. Судя по его виду, тюрьма не пошла ему на пользу. Я имел удовольствие ехать с ним в поезде.

— Каков он собой?

Прежде чем сформулировать свое мнение, Петтигрю задумчиво сморщил нос.

— Черствый, эгоистичный негодяй, — произнес он наконец. — Несет с собой разрушение и беды, где бы ни очутился. Человек исключительного обаяния, щедрый и добросердечный.

— Ну? — воскликнула Элеанор. — Который из них? Не может же он быть и тем и другим одновременно.

— А вот и может. Именно потому он так опасен.

Поразмыслив, Годфри решил отложить серьезный разговор с матерью о неизбежном будущем госте. Он нисколько ее не боялся, но очень не хотел, чтобы над ним смеялись, а он подозревал, что как раз смех станет единственным откликом на любой его протест. Уместным будет, решил он, выразить свое неодобрение холодностью и исполненной достоинства сдержанностью в отношении нежеланного гостя. Тогда контраст между его собственным безупречным поведением и оргиями, которым, несомненно, предавался это человек дурных наклонностей (тут Годфри не мог выразиться точнее, но оргии непременно были), будет говорить сам за себя. В конце концов, его мать понимает разницу между добром и злом — взять хотя бы ее явное восхищение миссис Пинк, — и его сыновний долг помочь ей выбрать правильную дорогу. А если случится самое худшее и он потерпит неудачу, то покинет зараженный дом и поживет до конца каникул где-нибудь сам по себе.

В вечер прибытия гостя Годфри заперся с книгами и отпечатками у себя в комнате до самого ужина. Снизу до него доносился теплый, звучный и — приходилось признать — культурный голос, но Годфри упорно оставался глух к любым помехам. Когда настало время, он спустился вниз с тщательно выверенным выражением лица, в котором смешались любезность и отвращение.

— Это мой сын Годфри, Хамфри, — произнесла миссис Рэнсом, когда он вошел.

Роуз занимал глубокое кресло в дальнем конце комнаты. Не успела она договорить, как он вскочил и, протягивая руку, преодолел пространство.

— Рад познакомиться, сэр, — сказал он. — Очень рад.

Странно, но он как будто действительно радовался. Годфри намеревался просто отстраненно поклониться, однако его рука неожиданно сама поднялась, и он обнаружил, что ее тепло пожимают.

— Вы учитесь, как я понимаю? — с неподдельным интересом спросил Роуз. — Где?

Годфри ответил.

— Филолог, разумеется? Незачем было и спрашивать. Я это понял, едва вы вошли. Мои поздравления! Вам повезло. Что изучаете? Классическую литературу? Языки?

И снова Годфри не мог не услужить ответом. Пока он говорил, ему пришло в голову, что на мать при всем ее обаянии его академические успехи не произвели ровным счетом никакого впечатления, она даже не спросила, по каким предметам сын специализируется.

— Несомненно, вы потом поступите в университет, — проговорил Роуз. — Надеюсь, в колледж вашего отца. Помню, однажды я с ним встречался. Он произвел на меня колоссальное впечатление. Знаешь, Мэриан, — он повернулся к миссис Рэнсом, — ты совершила ужасную ошибку, когда лишилась общества своего супруга.

— Мой дорогой Хамфри! И это говоришь именно ты?!

— Я совершенно серьезен. Разрушение семейных уз в результате развода — величайшее зло наших дней. Уверен, твой сын со мной согласится.

Голова у Годфри пошла кругом. Скандальный мистер Роуз не только не предался оргиям, но и не допил свой бокал хереса и теперь встал на его сторону против матери, защищая нравственность. Неужели литературное приложение «Таймс» исказило факты?

— Но я говорил про университет, — произнес он. — Не знаю, решили ли вы уже, какую карьеру избрать, но университетская жизнь — если вы к ней склонны, — наверное, лучшее, что есть на свете. Я пошел работать, когда мне было четырнадцать лет, и никогда не переставал сожалеть об этом. Что я знаю о вещах, которые поистине важны? Мне пришлось тратить время на деловые предприятия, политику и прочую подобную ерунду. С тех пор я нахватался кое-чего по верхам, но это не одно и то же. Вот одна из причин, почему я всегда рад познакомиться с тем, кому посчастливилось получить настоящее образование. Есть множество вопросов, по которым мне хотелось бы услышать ваше мнение…

И действительно, во время обеда и после него Роуз продолжал не только говорить дружелюбно, но и с лестным почтением выслушивать любые воззрения, какие Годфри согласен был изложить. С неподдельным интересом он изучил рисунок с плиты сэра Гая Харвила и в отличие от миссис Рэнсом нашел точные слова похвалы. Он поведал несколько занятных историй про известных политиков и, что важнее, от души посмеялся, когда Годфри сам рискнул рассказать анекдот. Задолго до того как вечер закончился, Годфри совершенно забыл, что это тот самый человек, о котором он намеревался серьезно поговорить с матерью. Противостоять Роузу было невозможно. По сути, битва закончилась, едва начавшись. Обаяние, в прошлом выманивавшее тысячи фунтов из твердоголовых деловых людей, теперь с полной силой обратилось против школьника, и тот неизбежно сдался.

Для Годфри приятный вечер завершился чересчур уж рано. Роуз объявил, что устал и хочет лечь спать. Однако до этого он пожелал выйти на террасу, куда вели стеклянные двери салона. Годфри составил ему компанию. Воздух был прохладным, яркая луна омывала светом тисы у начала Друидовой поляны и те, что спускались по склонам в туманы долины. Стрекоча, пролетела совсем низко над их головами летучая мышь.

— «Мышь летучая кружит над жилищем на склоне», — неожиданно процитировал Роуз. — Что-то как что-то… Как там дальше? Ах да, вспомнил. «Переменчива, как любовь моя: то зовет, то гонит», — произнес он нараспев. — Вы знаете, конечно, «Эклоги Тисового холма». Кстати, как относится сегодняшняя молодежь к Генри Спайсеру?